Coagulopathies (ЛП)

Сердце стучит как бешеное, когда он наконец отстраняется. Пальцы стискивают мою руку напоследок, а затем разжимаются, соскальзывая и оставляя на коже обжигающий след, и он отступает к столу, открывая ящик. А я все тру свою шею и заливаюсь краской. Господи боже!

— Вижу, на этих выходных больше никаких вечеринок не было, — говорит он.

— Да, я же сказала, я мало пью, — я скрещиваю руки на груди, дрожа от его прикосновения. — И Роуз все еще на меня злится. Я пока живу одна в общежитии.

Профессор Рен достает оранжевую бутылочку без этикетки, вытряхивает одну уже знакомую розовую таблетку, держа на ладони так, что мне приходится подойти к нему за ней. Я тут же глотаю ее.

— Уверен, она вернется, — он не звучит утешающе.

— Ага.

Я снова пытаюсь отгородиться от него скрещенными на груди руками, но никак не могу успокоить дрожь. Он прячет бутылочку обратно в ящик, так что сразу понятно, так просто мне их не отдадут. Неужели… хочет что-то взамен? Не так мне хотелось потерять свою девственность.

Профессор Рен опускается в свое кресло, жестом приглашая меня сесть напротив. Я так и делаю, и от тревоги все внутри крутит. Чего он хочет? Мне что, действительно придется отсосать ему? У его члена тоже есть те стремные бугорки и шпоры, и вся эта хрень? Он выпустит узел мне прямо в рот?

Мы оба сидим молча. Он пялится на меня, откинувшись в кресле и постукивая ручкой по столу, а я изо всех сил стараюсь не смотреть в его глаза. Если мне придется оказывать ему сексуальные услуги, пусть так прямо и потребует. Я добровольцем не записывалась…

— Я никому не рассказал, мисс Ниима.

Я моргаю, стискивая пальцы в замок на коленях. Это хорошо, значит, не придется проходить регистрацию, но кажется мне, это все он говорит не потому, что хочет казаться хорошим.

— Ладно, — медленно отвечаю я. Ладони вспотели и в ушах звенит. О, я знаю, что будет дальше.

— Есть кое-что, что я хотел бы получить взамен. За таблетки и мое молчание.

О боже. Сердце в груди колотится так сильно, что я дышать не могу, так что я просто киваю, понимая, что обречена. Вся храбрость Альфы пропала, подавленная лекарством, так что, судя по всему, быть мне согнутой над столом и оттраханной моим преподом.

Кресло скрипит, когда он поворачивается, доставая что-то. Я зажмуриваюсь, ожидая, что там скорее всего будет какой-нибудь наряд горничной, ну или что-то в таком духе. Цепи для секс-подземелья.

Но это кое-что совершенно иное — всего лишь пушистое голубое одеяло.

Профессор Рен протягивает мне его: оно ужасно тяжелое и все пропитано запахом Омеги — его запахом. Он отличается от запаха Роуз, не цветы и стиральный порошок, а скорее будто теплое белье и свежеиспеченное печенье. Пахнет так одуряюще хорошо, если честно, что я даже под Супральфой чувствую.

И еле удерживаюсь от навязчивого желания зарыться лицом в это одеяло, даже глаз дергается. Я хочу, ужасно хочу. Потереть им под челюстью, запустить в него клыки.

Кайло открывает ноутбук, демонстративно игнорируя меня:

— Поспите с ним несколько дней, а затем верните мне. Это все.

Поспать с ним?

Я пялюсь на него, жар поднимается по шее, окутывая, но Рен по-прежнему не смотрит на меня.

— … поспать с ним? — я повторяю вслух.

— Да, — слышны громкие щелчки по клавиатуре. — Затем верните, — его темные глаза задерживаются на мне, не отрываясь. — Это все.

Даже этого взгляда вполне достаточно, чтобы я поняла, что мне пора. Я киваю, поднимаясь на ноги, с одеялом, перекинутым через локоть, ужасно радуясь, что он не заставит меня трахаться с ним. Не потому что он уродливый или стремный. Это не так.

Но что-то в нем есть такое, непонятное, странное, что наводит на меня ужас. Сложно объяснить. Может, это какая-то Альфийская штука, может, потому что мой мозг лучше меня знает, что следует держаться от него подальше. Так было написано во всех статьях: мне просто захочется удрать от него нахрен.

Я спешу прочь из его кабинета в свою комнату. Возможно, оставлять свой запах на его одеяле куда более странно, чем отсасывать ему.

И я в долгу перед ним. Почти полностью в его власти, потому что, если кто-то узнает, что я незарегистрированная Альфа, мне конец. Я обнимаю одеяло, прислоняясь к двери изнутри, и пытаюсь перевести дыхание. Он ненавидит меня, а моя жизнь в его руках. Это ужасно. Ненавижу чувствовать себя такой беспомощной и жалкой.

— Гребаные Омеги, — бормочу я.

Я иду к кровати с одеялом в руках и раскладываю его, проверяя, нет ли там каких-то странных пятен. Лучше бы он не дрочил на него или что-нибудь в этом роде.

Пальцы скользят по мягкой ткани, нащупывая бусины, зашитые внутри, что и придают ему такую странную, удушающую тяжесть. Рену такое нравится? Любой другой человек уже давно бы задохнулся или словил приступ клаустрофобии под таким тяжелым одеялом, но, судя по сильному, яркому запаху, он, наверное, повсюду таскал его с собой.

Я зажевываю щеку изнутри. Всюду. Боже, профессор Рен, похоже, ужасно одинок.

Телефон звонит, и я нажимаю «ответить», даже не глядя на высветившееся имя. Пальцы запутались в мягкой, пушистой ткани, поглаживая, и в груди так тепло.

— Рей? Ты что, урчишь?