Clouds of Glory

В маленькой комнате было много народу. Браун и один из его раненых, лежавшие на пропитанной кровью старой подстилке на полу, были окружены Ли, Стюартом, губернатором Вирджинии Уайзом, бывшим пленником Брауна, несгибаемым полковником Вашингтоном, сенатором Мейсоном из Вирджинии, который в ближайшем будущем станет "комиссаром" Конфедерации в Великобритании; конгрессмен Валландигхем из Огайо и конгрессмен Фолкнер из Вирджинии, и, возможно, важнее всех этих людей - два репортера, один из "Нью-Йорк Геральд", другой из "Балтимор Америкэн", с блокнотами наготове. К всеобщему удивлению, Браун позволил допрашивать себя в течение трех часов, ни разу не потеряв самообладания и уважения аудитории и не подав "ни малейшего признака слабости", хотя первый удар лейтенанта Грина шпагой пронзил его почти до почек, а затем ударил в пряжку ремня.

Губернатор Уайз, возможно, говорил за всех, когда сказал о Брауне: "Он человек с ясной головой, мужественный, стойкий и просто бесхитростный. . . . Он внушил мне большое доверие к своей честности как к человеку правды. Он фанатик, тщеславный и болтливый, но твердый, правдивый и умный", - необычные слова для описания человека, который только что штурмовал и захватил город и федеральный арсенал и был ответственен, по крайней мере морально, за смерть четырех горожан и одного морского пехотинца. Уайз добавил: "Он самый азартный человек, которого я когда-либо видел", и, похоже, все разделяли это мнение.

Он также был самым красноречивым. Когда сенатор Мейсон спросил его, как он может оправдать свои действия, Браун ответил: "Я думаю, мой друг, что вы виновны в великом преступлении против Бога и человечества - я говорю это, не желая быть оскорбительным, - и было бы совершенно правильно, если бы кто-нибудь вмешался в ваши действия, чтобы освободить тех, кого вы умышленно и нечестиво держите в рабстве. Я говорю это не оскорбительно". Когда Мейсон спросил его, выплатил ли он своим людям жалованье, Браун ответил: "Никакого", а когда Дж. Э. Б. Стюарт заметил на это, немного сентиментально: "Возмездие за грех - смерть", Браун повернулся к нему и сказал с упреком: "Я бы не сделал вам такого замечания, если бы вы были пленником и раненым в моих руках".

Браун снова и снова переигрывал своих оппонентов. Когда его спросили, по какому принципу он оправдывает свои действия, он ответил "По золотому правилу. Мне жаль бедняков, которые находятся в рабстве и которым некому помочь; поэтому я здесь, а не для того, чтобы удовлетворить личную неприязнь, месть или мстительный дух. Это моя симпатия к угнетенным и обиженным, которые так же хороши, как и вы, и так же ценны в глазах Бога".

Позже Ли напишет, что неумелость плана Брауна доказывает, что он был либо "фанатиком, либо сумасшедшим", и с военной точки зрения он был прав: двенадцать из восемнадцати человек Брауна, включая двух его сыновей, были убиты, а двое (включая его самого) ранены. Но на самом деле план Брауна удался с триумфом, хотя и не так, как он задумывал.

Ли приказал лейтенанту Грину доставить Брауна в тюрьму Чарльз-Тауна для ожидания суда, но Браун далеко не был политическим заключенным в современном смысле этого слова; ему с самого начала разрешили вести бесцензурную и красноречивую переписку со своими поклонниками и семьей. Первоначальная реакция на Севере заключалась в том, что своим жестоким набегом он придал аболиционизму дурную славу, но эта реакция быстро сменилась восхищением - это был человек, который не просто говорил о ликвидации рабства, но и действовал. Хотя из-за ранений ему пришлось присутствовать на суде, лежа на койке и укрывшись одеялами, поведение Брауна во время суда превратило его в героя и мученика во всем мире, кроме рабовладельческих штатов.

Ральф Уолдо Эмерсон предсказал, что Браун "сделает виселицу славной, как крест"; Генри Дэвид Торо назовет Брауна "распятым героем"; из Франции Виктор Гюго написал открытое письмо с просьбой помиловать Брауна; а в Конкорде, штат Массачусетс, Луиза Мэй Олкотт, автор "Маленьких женщин", написав о предстоящей казни Брауна, определила растущую пропасть между Севером и Югом по вопросу о рабстве,

Ни одного памятника из камня, добытого в карьере

Никакого красноречия,

Могут ли урожаи на земле

Его мученическая смерть станет уроком.