Чужой. Воскрешение

Королева вскрикнула снова и потянулась к Рипли, словно клон, ее «мать» каким-то образом могла помочь ей пережить эти ощущения, направить роды. Самка взревела, пытаясь подняться с вонючего ложа.

Помня собственную боль, Рипли застонала в унисон. В животе все рефлекторно сжалось.

А внутри, в генах она ощущала боль королевы на глубинном уровне. Телепатическая связь навязала ей эту боль, вынудила стать королевой в ее родовых муках. Вздутый, колышущийся живот, раздирающая жгучая боль, безжалостное давление. Бунт тела, вынуждающего продолжать работу, которую ей уже не хотелось продолжать. Рипли застонала в унисон с королевой, страдая вместе с ней из-за разделенных усилий и связи.

Одновременно она ощущала беспокойство воинов, которые придвинулись к беспомощной королеве. Она чувствовала их тревогу. Все они – ее мужья, все – жаждали помочь королеве, но ни один из них не знал – как.

Внезапно из огромного живота королевы подобно гейзеру вырвался фонтан крови. Она лилась толчками, текла, образуя кислотные реки на вздувшейся плоти. Рипли попыталась отвернуться. Она не хотела больше видеть эту уродливую пародию на человеческие роды.

И тут королева снова вскрикнула и подняла голову, глядя на Рипли, словно та была ее акушеркой. Рипли свернулась в клубок, схватившись за живот, и крикнула одновременно с ней.

Извивающееся создание упало обратно в грязь, а воины, окружавшие королеву, внезапно подались назад, словно чувствуя неминуемую угрозу.

Рипли устало моргнула и уставилась на пульсирующий живот. Взгляд ее туманился. Взвился еще один фонтан крови, а затем что-то надавило изнутри на живот королевы. Оно толкало и толкало, пока тонкий слой плоти не приобрел форму существа, которое пыталось выбраться наружу. Рипли моргнула. Это выглядело так, словно череп – человеческий череп – пробивался через разодранный живот королевы.

«Ребенок, – отстраненно подумала Рипли. – Макушка ребенка. Я вижу его головку…»

Прозвучал последний крик – жуткий, пронзительный звук – и внезапно появился Новорожденный, выдираясь из тесноты материнского живота. Существо оказалось бледным, не черным. Кожа его походила скорее на человеческую, а не на твердый экзоскелет чужих. Голова казалась обычной, вытянутой формы, но лицо… лицо…

Гэдиман забулькал, забормотал в безумном восторге:

– Прекрасно! Прекрасная бабочка!..

В лице Новорожденного явственно угадывались человеческие черты. Оно выглядело слишком человеческим – и при этом походило на череп с мощными надбровными дугами, длинными сияющими белизной зубами, грубо очерченной челюстью. На месте носа виднелись лишь впадины.

Лицо Новорожденного походило на облик самой смерти.

– Как он прекрасен! – пробормотал себе под нос Гэдиман.

Рипли взглянула на него. Ученый буквально излучал блаженство, словно дал Вселенной лучший дар, какой только могла создать наука. У Рипли возникло ощущение, что она находится на грани того, чтобы присоединиться к Гэдиману в его безумии. Она отвернулась, пытаясь справиться с эмоциями, которые кромсали разум словно пилой.

Новорожденный вытащил огромное тело из внутренностей матери.

Королева, не испытывая уже такой боли, стонала тише, и судороги стали реже. Она протянула к ребенку дрожащую руку. Рипли представила, как поступает так же, вспомнила, как муж поднял их дочь и положил ей на живот. Вспомнила слезы, которые сменились почти истерическим смехом, когда все они радовались здоровому, мокрому, пищащему младенцу.

Стоило королеве потянуться к ребенку, как Новорожденный повернулся к ней.

Рипли осознала – сама не понимая, как, – что он пока не достиг полного размера и вырастет еще вдвое, может, втрое в течение дня. И аппетит его был безмерен. Так же, как его свирепость и враждебность. Идеальный организм.

Когда Новорожденный выбрался из утробы, Рипли увидела его руки – такие же сильные, мощные, как обычно бывало у чужих, но только с пятью пальцами. Из-за длинных ногтей и бледной кожи руки существа выглядели как…

«Прямо как мои», – подумала Рипли, борясь с дурнотой.

Словно пародируя человеческую нежность, Новорожденный вскарабкался по телу матери к голове. Изучая ребенка, королева издавала мягкое воркование – материнский звук. Она явно гордилась тем, что совершила. Новорожденный подобрался ближе, и на момент показалось, что он действительно может поцеловать мать.

А затем Новорожденный одним слитным, резким движением огромной руки оторвал королеве голову.

Телепатическая связь с королевой сохранялась, и ее смертные крики Рипли ощущала всей своей сутью.

Новорожденный не остановился. Он продолжал терзать извивающееся тело матери, раздирая его на части и пожирая огромные куски. Нечувствительный к кислотной крови, он пировал на останках родительницы.