Чужой в незнакомом городе

«Юлиус милый, но он дурак — сказал Леопольд убежденно, когда мы вошли в «Липп». — Когда-то он был моим любовником… Я правда его никогда не любил, — поморщился Леопольд и продолжал, остановившись среди зала. — Лет пять назад Юлиус открыл галерею. У него очевидно есть определенный торговый талант, он быстро сделал большие деньги. Но год назад он внезапно закрыл дело и продал галерею. Сумасшедший Юлиус, видишь ли Эдуард, решил стать писателем… — Леопольд саркастически рассмеялся. — Ему 37 лет и он до сих пор не знает, кем же собственно он хочет быть в жизни, мечется от одного увлечения к другому. Он любит искусство, Эдуард, но он напрасно обольщается, я думаю он совсем не творческий человек… Вырожденцы не способны к творчеству.»

«Мне кажется, он из хорошей семьи? — предположил я, — Аристократ, очевидно приставка „дэ“ и все такое прочее?»

«У тебя, Эдуард, как и подобает сыну советского коммуниста и человеку со свежей кровью, явная слабость по отношению к приставке „дэ“. — Леопольд засмеялся и кивнул кому-то в зале. — От этого ты и спал с Диан, признайся?»

Он пожалел меня и обтекаемо назвал «человеком со свежей кровью». Мог бы назвать и плебеем, или простолюдином, или дворнягой. «С Диан я спал из любопытства. Я ее изучал».

«Что?» — обернулся он. Мы наконец добрались до седого мэтрдотеля.

«Еще несколько минут, пожалуйста, — сказал мэтр. — Стол для вас накрывают». «Кто это? — востребовал Леопольд у мэтра, схватив его за руку. Глазами Леопольд указал на прошедших в обеденный зал двух темноволосых женщин средних лет. — Не греческая ли это актриса… забыл имя…?».

Лицо мэтра изобразило глубочайшую сосредоточенность. Затем из глубины своих шестидесяти лет он выудил искомое. «Папп?» — спросил он Леопольда неуверенно.

«Пирр?» — спросил Леопольд мэтра неуверенно.

«А с ней принцесса греческая!» — закончил мэтр ликующе, и удалился. Его позвали и он пошел проконтролировать какое-то действие своего персонала.

Он тотчас вернулся и провел нас к столу. Стол стоял посреди большой ресторанной дороги, В центре. Мы уселись рядком на кожаный диванчик, и мэтр задвинул нас столом, при этом стукнув меня по коленке.

«Ну… — Леопольд, заказав бутылку неизвестного мне вина, разглядывал меню. — Ты все еще спишь с Диан иногда?» И Леопольд тончайше улыбнулся. Он считает, что спать с Диан — признак плохого тона. Он меня всегда подъебывает Диан.

«Нет. Я не видел ее уже несколько месяцев. Мне хватает забот с Наташей.»

«Эдуард, почему ты не найдешь себе мужчину? — заметил Леопольд, блуждая глазам по меню. — Как долго ты не спал с мужчиной? Можешь найти себе мужчину с приставкой „дэ“. И не алкоголика, как Диан или твоя дикарка.» — Он хихикнул.

«Леопольд! — взмолился я. — Никого я не хочу больше находить. Уже нашел. Хватит. Личные отношения требуют массы времени и внимания. Я устал. Любовь — это — full time occupation.

«Ага! Я тебе говорил Эдуард, что работать Пигмалионом очень тяжело. К тому же это неблагодарная работа. Что, твоя дикарка уже наставила тебе рога?»

«Леопольд! Что за выражения! Какие рога… Мы современные люди. Я мечтаю, чтобы она нашла себе большого и красивого самца и была бы с ним счастлива. А я бы остался один с моими рукописями, с моей гимнастикой, с моим куриным супом…»

«Хочешь заказать куриный суп? — озабоченно спросил Леопольд. — Я нс уверен что куриный суп есть у них в меню. Но я могу попросить мэтра.»

«Куриный суп есть у меня дома.»

Леопольд пожал плечами, подозвал официанта, заказал для нас салат с трюфелями как антрэ, вареную говядину в горчичном соусе, и повернулся ко мне. «Я очень рад тебя видеть опять, Эдуард. Ты единственный живой человек среди моих знакомых. Остальные — ходячие мертвецы.»

«Слишком сладко, Леопольд. Но все равно — спасибо за комплимент.» — В глазах Леопольда, я полагаю, я выгляжу этаким срочно прибывшим из недр народа Джек Лондоном, живым и энергичным, не затронутым европейским гниением и увяданием Джеком. Противоположностью гниению и увяданию — писателем со свежей кровью. Каждый видит, что хочет. Мне Леопольд представляется порой умирающим от декадентства Мефистофелем, соблазнительным и лукавым проводником по их миру, который теперь и мой мир.

«И ты очень хорошо выглядишь, — продолжал Леопольд, оглядывая меня так, как будто только что меня увидел. — Черное тебе очень к лицу. Великолепная куртка с громадными по моде плечами, но почему попугай?» (На моей куртке во всю спину распластался розово-белый хищник с мощным клювом).

«Попугай, Леопольд, — сильная птица. Клювом он разбивает такие орехи, какие человек раскалывает молотком. На Востоке попугай — символ разбоя и агрессивной силы, как на Западе орел.»

«Разбогател, покупаешь дорогие вещи.»

«Куртка подарена приятелем в Штатах, плечи я купил в БШВ и вшил их в куртку сам. Не забывай, что я работал портным, Леопольд.»

«Когда уже у тебя будут деньги, Эдуард?» Я пожал плечами.