Я позвонил. Смех мгновенно прекратился, музыка умело не оборвалась, но всосалась постепенно в «ШАРП ЖиэФ-4500» стоящий у изголовья. Ра-Два-Три. Покажите мне правду. Пустите меня, — мужчина и женщина! Я — бывший мужчина этой женщины, которая теперь женщина этого мужчины. Раз-Два-Три. Я слышал, как ее босые ноги прошелестели по макету. Она никогда не умела ходить и постоянно обивала ноги, полупьяная и пьяная. И даже сейчас, соблюдая все возможные предосторожности, она заплеталась ногами. Что я могу знать, может быть она провела неделю в постели и разучилась ходить… Она выключила свет в кухне. Ошибка. Следовало оставить. Даже не заглядывая в замочную скважину посетитель может убедиться в исчезновении света по потемнению щели под дверью. Я застучал в дверь кулаком и сказал (даже в таком мало нормальном состоянии я не способен был закричать?) «Открой, я слышу как ты там ходишь.»
«Уходи, — сказала она. — Уходи… Что тебе надо?»
«Открой».
«Я не могу тебе открыть. У меня мужчина.»
«Значит между нами все кончено?»
«Значит кончено…» — прогудела она из-за двери, звуча совсем легкомысленно, не задумавшись, случайно, как отказываются от стакана воды, или на вопрос «Который час?» роняют, не останавливаясь «пардон… не знаю…»
«Ты уверена…?» — Я произнес это и тотчас удивился сам глупости вопроса. Лицом я вжался в угол, образованный дверью и дверной рамой. Дверь пахла десятками жизней, едой приготовленной всеми соседями сразу, по крайней мере тремя ближайшими соседями, пахла ее кухней и может быть ее сексом. Она там молчала. Протопала босыми ногами от двери, заговорила вполголоса в глубине квартиры по-французски со смешливыми интонациями. Я простучал в дверь кулаком, в ритме «моего звонка»: Раз-Два-Три. «Открой, я хочу с тобой поговорить.»
«О чем? — Она подошла к двери. — Ты что, не понимаешь… У меня мужчина, мы оба голые.»
«Я не могу так уйти, — сказал я. — Я хочу все выяснить сейчас же, сегодня же, чтобы больше к проблеме не возвращаться. Если между нами все кончено, пусть будет так. Открой!» Она молчала.
«Хорошо, — сказала она. — Спускайся вниз, я оденусь и выйду. Пустить тебя в квартиру я не могу.»
«Спускаюсь,» — поспешно согласился я.
«Джизус Крайст!» — воскликнула она и слышно было, отошла от двери.
Я стал спускаться вниз по многострадальной, самой мрачной на свете лестнице…
Как жить. Загадка сфинкса, самая большая мудрость жизни, сквер на рю дэ Бретань… По пустынным бульварам ночных городов. По пустынным бульварам… Но из женщин не пил я холодную кровь… Что же я теперь буду делать? О, я не умру, естественно, я буду жить и писать книги. Когда подобное случалось со мной в восемнадцать и двадцать восемь лет, я бросался резать себе вены. Сейчас я закаленный в бурях мужичище сорока трех лет. Я даже не запью, И если выпью, поднявшись на свой чердак, оставшуюся бутыль «Кот дю Рон», то только для того, чтобы попытаться уснуть… Ноги у нее были голые и хотя я не видел шрамов и синяков я знал, что они есть, как постоянные старые шрамы, так и временные синяки. Также как и обожженная грудь и переломанный нос, — они есть непременные атрибуты моей женщины. Как для богини Артемиды — рог, для Афины Паллады — символ мудрости — змея, так ее шрамы — символ хулиганства и алкогольного безобразия. Вакханка, еб ее мать… Четыре года я знаю эту женщину. Все эти годы я старался отучить ее от привычек хулиганской юности. Отучить от морей алкоголя, который в конце концов сломает и ее русское здоровье. Старался внушить ей простейшие идеи христианской цивилизации: среди прочих хотя бы понятие о том, что ебаться с несколькими мужчинами сразу, это не спортивное достижение, которым можно гордиться, но что? «Грех»? Я и она, дети советской цивилизации, не знаем, что такое грех. Ебаться с несколькими мужчинами одновременно в одной постели со всеми, или даже распределив их по протяженности дня и принимая отдельно, — нехорошо, если у тебя есть мужчина, с которым ты по собственной доброй воле живешь. Кажется это несложное моральное правило мне все же удалось ей внушить. Великая Победа, необычайное достижение! Аустерлиц разума над хаосом страстей! Дальше этого мы так и не сдвинулись… Ну, разумеется, она не афишировала свои связи. (Как звучит: связи! Ей больше подходит слово «столкновения».) Только после того как мы разъехались по разным квартирам, я удостоился от нее нескольких признание. На каждую холодность или косой взгляд с моей стороны, она, выяснилось, неизбежно отвечала жестокой местью (как я и подозревал, но надеялся что нет, и если да, то не в такой степени) — она ложилась под кого-нибудь.