Чужой среди своих

— Воду надо принести, — сообщил Лёва, привставая на цыпочки и заглядывая в бачок уличного рукомойника, — Сейчас… я тебе и колонку заодно покажу!

Заскочив в близлежащий сарай, стоящий без всяких замков, лишь с одной проржавевшей щеколдой, давно не используемой по назначению, он чем-то загремел и почти тут же выскочил со старым металлическим ведром.

— Пошли! — мотанул кузен стриженой головой, — Минут пять у нас точно есть! Пока мама не навешает папе уши, она его не отпустит.

Киваю, подмечая словечки из русского для не русских, ведь это теперь и моё, родное! Зачем мне вообще всё это…

«— А своих узнавать! — ёрнически вякнуло подсознание, — Я ж теперь этот… сионист! Скажет кто-то „Таки да“ или что-то такое же, и я тут же пойму, что он или из наших, или из Одессы! А нам, евреям, положено держаться вместе и стоить козни все остальным!»

Ёрничество моё, впрочем, несколько натужное, вымученное. Убедившись в туалете, что я — точно (!) еврей, и таки да — Моше не только по папе и маме, но и, судя по тому самому, ещё и по записям в синагоге, впал в несколько меланхоличное настроение.

В голове, разом, мешая друг другу, крутятся мысли о том, как я мог не заметить… хм, паспортных данных, так и о вынужденном пересмотре многих жизненных ценностей. Не знаю толком, чего уж мне там придётся пересматривать, но полагаю, какие-то вещи пересмотрятся сами собой…

Я не антисемит, упаси Боже! Были у меня и друзья евреи, и отношения, и деловые контакты, и всё было нормально. Собственно, о еврействе некоторых из друзей или деловых партнёров я узнавал годы спустя, и не то, чтобы они это скрывали, а просто всем было плевать.

Ну, евреи… а я вот русский! Был… Ещё немножечко финн, удмурт и эстонец, если верить генетической экспертизе. В прошлом…

Но вот как теперь быть с государством Израиль? Как теперь прикажете о нём думать? Раньше я относился к Израилю с ноткой осуждающего понимания. Дескать, молодцы и всё такое… но ведь есть и засилье религиозных мракобесов, а ещё они бедных палестинцев угнетают!

Не особо интересовался, да и вообще, можно сказать, не интересовался… а так, поверхностно всё. Но теперь меня всё это напрямую касается, и вот что-то мне подсказывает, что бытие может здорово переформатировать сознание!

«— А ещё есть дело врачей, — услужливо подкинуло подсознание давешнюю фотографию из пожелтевшей газеты, — безродные космополиты и знак равенства между сионизмом и расизмом[31], пятая графа и прочие радости… и всё это — на мне! Чёрт…»

Я ещё раз покосился на Лёву, идущего по левую руку от меня. Чернявый, носатый, изрядно лопоухий…

«— Но хотя бы имя нормальное! — иззавидовался я, — Лев! А тут… Чёрт! Я ж теперь натуральный персонаж из еврейских анекдотов. Там кого ни возьми — либо Рабинович, либо Мойша! А если я ещё и…»

Помотав головой и выбросив из неё самое страшное, я невольно ускорил шаги, проходя за угол.

— Во-он там колонка, — показал Лёва, и тут же пошёл медленнее, забормотав себе под нос что-то на идише.

— Прости? — переспросил я.

— Витька Долгов… — процедил сквозь зубы кузен с искренней ненавистью, — с дружками! Это, я скажу тебе, такой шнорер[32] и мудак!

— Ага… — озадаченно сказал я, в свою очередь замедляя шаг, и пытаясь разглядеть в фигурах подростков пресловутого Витьку.

Возле колонки, стоящей на бетонном возвышении, трое мальчишек примерно моих лет или чуть старше, и, чуть в стороне, две девчонки лет десяти-одиннадцати, одетые очень просто, и я бы даже сказал — бедно. Впрочем, здесь вообще бедненько одеваются, а дети носят латаное-перелатаное, доставшееся чуть ли не через пятые руки, ничуть этого не смущаясь.

— Эй! — услышал я, а затем раздался нахальный свист, от которого у меня на загривке волосы встали дыбом — от возмущения и предвкушения.

— Заметили… — выдохнул Лёвка обречённо.

— Бить будут? — деловито осведомился я, незаметно разминая кисти.

— Ну… может и нет, — дёрнул щекой кузен, не очень-то веря своим же словам.

— Носатый! Ты глухой ко всему, жидёныш? Давай сюда… — он добавил несколько выражений, от которых я поморщился. Лёвка выдохнул, и, покосившись на меня, как-то весь напружинился.

«— Драться приготовился, — понял я, — Никак гостя защищать собрался? А, ну да… мама чуть не сходу вывалила, что я мальчик болезненный…»

Лёва пошёл вперёд с обречённым видом, и троица недругов неторопливо, вразвалочку, двинулась навстречу.

— Я те чё говорил, Носатый… — как бы не замечая меня, начала предводитель, белобрысый, коротко стриженый мальчишка лет пятнадцати, держа руки в карманах.

«— Подрастёт ещё чуть, и все бабы его, — с невольной неприязнью отмечаю я, — практически Ален Делон в юности!»

— А это кто? — будто только сейчас заметив меня, поинтересовался красавчик, плюя мне под ноги так, что плевок лёг под самый рант ботинка, забрызгав носок, — Что за хуй мамин?

Его дружки с готовностью захихикали, а я, поморщившись, продолжил движение, и, не останавливаясь, провёл классическую «двоечку», многажды отработанную за последние недели. Левый прямой, правый боковой…