Чужой ребенок

— Нянька, а можешь омлет, там, сварганить? — спрашивает Каз, наглея окончательно. Все же, какой-то у него инстинкт самосохранения избирательный… Я бы, например, не стала сейчас стараться подействовать на нервы Хазарову, и без того отчетливо недовольному увиденной картиной. Но эти трое, похоже, привыкли таскать друг друга за усы.

Прежде, чем я успеваю раскрыть рот, чтоб осадить наглого Каза, Хазаров спокойно отвечает ему:

— Она здесь не прислуга, не зарывайся.

— Ну омлет-то она может сделать? — не унимается любящий ходить по краю Каз, а Ар, чуть откинувшись на спинку барного стула, радостно скалится, с удовольствием переводя взгляд с одного на другого и, похоже, получая кайф от привычного зрелища пикировок своих друзей.

— Может. Но не будет. — Отрезает Хазаров, затем вскидывает на меня взгляд и командует, — иди в комнату.

И вот есть в его тоне что-то такое, что я даже не думаю противоречить!

Наоборот, облегчение испытываю, что можно вот так легко отсюда уйти.

Молча подхватываю кофе и спешно выдвигаюсь в указанном направлении.

Чувствую на спине и ниже спины внимательные взгляды мужчин. Ух! До мурашек!

— Пока, нянька, — тянет вслед неугомонный Каз, что-то предупредительно бухтит Ар, и тяжело, каменно молчит Хазаров…

Ускоряюсь, не желая присутствовать при разборках. А в том, что они начнутся, стоит мне пропасть из зоны видимости, никаких сомнений. Слишком уж атмосфера там густая, того и гляди, молнии примутся простреливать…

Можно было бы , кстати, тормознуть и подслушать, но не делаю этого.

Во-первых, могут поймать, вдруг у него тут камеры?

Ну, и во-вторых… Не люблю я этого. Все, что мне надо, лучше сама спрошу.

Иду к себе, предварительно заглянув опять к Ваньке.

Спит ребенок, да сладко так. Умотался, чудище неугомонное.

Захожу в комнату, раздергиваю шторы, окно, выходящее во внутренний дворик, к бассейну, панорамное, отъезжает вбок.

Открываю его, и комнату наполняет свежий утренний воздух.

Стою пару минут, с наслаждением дыша, затем подтаскиваю кресло прямо к проему, забираюсь в него с ногами, ставлю чашку с парящим кофе на подлокотник…

И выдыхаю, прислушиваясь к ощущениям.

Черт, а в этом определенно что-то есть…

Утро, солнце, птицы поют. Бассейн, большой, метров двадцать пять, наверно, в длину, голубой-голубой. Я представляю, каково это: вот так каждое утро встречать, дышать этим воздухом, смотреть на эту зелень, плавиться под этим солнцем… Наверно, Ванька быстро к такому привыкнет… И полюбит. Уж явно здесь ему будет лучше, чем в бывшей вьетнамской общаге, в одной комнате с пьющей и водящей мужиков матерью…

Хазаров, кажется, настроен очень серьезно насчет него, и это хорошо… Ванька очень похож на него, вот только характер другой, конечно.

Хазаров — каменная безэмоциональная глыба, а Ванька — тактическая боеголовка… Разворотит глыбу на раз…

Улыбаюсь, понимая, что думаю об этом всем уже без прежнего негатива. В конце концов, можно же все решить миром… Хазарову не обязательно лишать Ваньку матери, достаточно как-то повлиять на Тамару, отправить на лечение, например… И договориться о совместной опеке. Думаю, в суде Ванька сам примет правильное решение, с кем ему жить… А я, со своей стороны, попробую повлиять на него, сделать этот переход помягче…

В голову приходит мысль, что, если Ванька будет жить тут, с отцом, то нашему общению неминуемо придет конец. Это сейчас он, словно бездомный котенок, ищет ласки у единственного, так уж вышло, неравнодушного человека… А, когда найдет общий язык с отцом, то забудет обо мне, море других задач будет: учеба, к тому же, Хазаров наверняка его примется приобщать к спорту, загрузит всем, чем положено грузить десятилетнего мальчишку…

А я в этом всем — явно лишняя фигура… Ваньке уже не так сильно будет требоваться общение со мной, он не сможет приходить на работу или домой ко мне…

Да и я в реанимацию районной больницы больше не вернусь, а в другом месте кто его знает, какие требования?

Да и вообще… Ему интересно со мной сейчас, а потом…

Сглотнув непрошенный ком в горле, пью кофе, успокаиваясь и думая о том, что все же к лучшему…

В конце концов, он мне чужой, я и не планировала его растить… Не собиралась постоянно в его жизни присутствовать. Я ему никто, так, неравнодушный человек…

Мы , возможно, захочем какое-то время после всего этого общаться, перезваниваться, иногда встречаться. Но с каждым разом тем для разговора будет все меньше. И это нормально. Совершенно. И слезы эти дурацкие вообще не к месту. Я сделала все, что должен на моем месте сделать нормальный , совестливый человек. Я помогла ребенку, спасла его и определила в безопасное место, нашла близких ему людей, которые с удовольствием позаботятся…

А то, что я сейчас чувствую, называется эгоизм.

И это глупо… И все складывается хорошо, как надо, складывается.

Только больно почему-то…

Допиваю кофе и собираюсь вставать, проверять опять Ваньку, переживая , что он проснется один в незнакомом доме и может почувствовать себя одиноко и неуверенно, и в этот момент возле бассейна появляются Хазаров и его гости.