Чужой для всех

Степан Криволапов был жив. О таких говорят, что «человек родился в рубашке». Ему и в этот раз жутко повезло. Пуля срезала кожу предплечья, разбила бутылку коньяка и, пробив крышку серебряного портсигара, подарок Франца в честь своей свадьбы, застряла в нем среди сигарет. Когда к русскому танкисту подбежал Ольбрихт, тот сидел на тротуаре и осторожно снимал с пропитанной коньяком куртки осколки разбитой бутылки и зализывал языком рану. Увидев офицера, Степан сразу принял мученический вид и так тяжело задышал, что Франц расхохотался от шутовства своего русского друга. Он понял, что с его водителем ничего серьезного не произошло. Франц подал руку Степану, тот поднялся.

— Ну и вид у тебя, фельдфебель? А запах чего стоит? — сделал замечание насмешливым тоном Франц. — Идти можешь или санитаров вызывать?

— Нет, нет, господин майор, я уже здоров. Не надо санитаров, — заговорил скороговоркой Степан, поняв, что можно получить взыскание от командира за симуляцию тяжелого ранения.

— Это уже хорошо. Приводи себя в порядок. Поедем.

Степан осторожно стряхнул последние мелкие осколки стекла и полез во внутренний карман куртки. Лицо его засияло, когда он достал портсигар. Он с радостью как мальчишка воскликнул: — Вы мой спаситель, господин майор! Смотрите. Это ваш портсигар, ваш подарок на день вашей свадьбы. Вот отверстие, куда пуля вошла. А с другой стороны отверстия нет, — Степан расплылся в улыбке, показывая свои прекрасные тридцать два зуба. — Значит она там, господин майор, пуля там внутри, — он осторожно потряс портсигар, послышалось металлическое бренчание.

Франц решительным жестом забрал у водителя портсигар и вложил в карман брюк. — Новый подарю, не кривись. Так надо, — обернувшись назад, он увидел, что офицеры СД о чем-то разговаривают и смотрят в его сторону. Район происшествия был уже оцеплен патрульной службой. «Быстро, однако, у них это получается», — мелькнула мысль. — Все, поехали, Степан и чем быстрее, тем лучше. Едем к генералу Вейдлингу.

— Слушаюсь, — козырнул Криволапов и побежал к машине. Услужливо открыв заднюю дверь перед Францем, он помог ему сесть, после чего торопливо завел двигатель и, воровато оглянувшись по сторонам, тронулся с места…

— Господин генерал, я могу идти домой? — обратилась к Вейдлингу его домработница фрау Боннер. — Уже девять вечера, мое рабочее время закончилось.

— Да, Гретхен, вы свободны, — генерал доброжелательно посмотрел на уставшую, понурую женщину. — Мы сами управимся. Спасибо за ужин. Венский шницель с горчичным картофелем были превосходными. Тебе понравилась еда, Франц?

— Без сомнения, дядя Гельмут. Все было очень вкусно. Ничего подобного давно не ел. Спасибо, фрау Боннер, — Франц поднялся из-за стола, отложил салфетку и легким поклоном поблагодарил домработницу.

— Завтра у вас выходной, не забудьте, Гретхен.

— Я помню, господин генерал. Завтра у меня выходной, — ответила та отрешенным голосом. — До свидания, — и вышла из столовой.

— Фрау Боннер расстроена чем-то, дядя?

— Да, у нее большое горе, — сочувственно произнес генерал. — Неделю назад она получила сообщение о гибели единственного сына. Теперь она одна. Ее муж пропал без вести еще в 42 году. Хотел ей найти подмену, на какое-то время, так она расплакалась. Уговорила меня не увольнять, мол, ей будет еще тяжелее без работы. Оставил.

— Тогда понятно ее состояние, — Франц нахмурился. — Сколько еще будет таких похоронок?

— Да, сколько будет еще похоронок, — пробурчал генерал. — Однако оставим эту тему. Думаю, ты приехал по другому поводу. Даже не по вопросу о личных взаимоотношениях с Мартой, хотя ты мне весь ужин навязывал этот разговор. Я прав? — генерал пристально посмотрел в глаза Францу.

— Да, дядя Гельмут, вы как всегда, правы. Вы очень проницательный человек.

— Еще бы. Тридцать пять лет армейской службы от юнкера до генерала не прошли даром. Я как увидел тебя, так сразу почувствовал, что у тебя неприятности. Ты приехал не просто навестить старого генерала, а попросить у меня совета. Матери все не расскажешь, тем более жене, а отца поблизости нет. Мы остались одни, можешь быть откровенным со мной.

Франц молчал, обдумывал с чего начать разговор. Генерал тем временем налил себе в бокал немного коньяка и предложил Францу. — Еще выпьешь? Коньяк у меня отменный, ты же знаешь.

— Нет. Спасибо, дядя Гельмут. Я предпочитаю коньяку легкие вина, от них не так сильно болит голова.

«Да, да «Мурведр» красный тебе подавай, — вдруг щелкнуло в голове у Франца. — Эстет ты, драный. А я бы выпил еще коньяка».

— Молчи, Клаус. Не до тебя, разговор предстоит серьезный, — шиканул на друга Франц. — Серьезный разговор ведется с серьезными напитками – это классика любых переговоров. Ты совсем не думаешь обо мне. А ведь это с моей подачи ты выглядишь этаким непобедимым Рэмбо.

— Кем, кем?

— Долго рассказывать, смотри, дядя уставился на тебя. Все никак не отучишься разговаривать со мной, не шевеля губами.

— Ты что-то сказал, Франц, — генерал, допив свой коньяк, удивленно смотрел на офицера.

— Вам показалось, дядя Гельмут. Мы куда пойдем: в гостиную или кабинет?