Читаем Чужой полностью

— Мне очень жаль, Франсуа, но окажи мне такую услугу. Варанвиль и его хозяйка никуда не денутся, а ты обещал мне, что пробудешь у нас целый месяц. Ты можешь поехать туда завтра. Вечером я расскажу тебе, что я собираюсь сделать. Речь идет о тех убийцах, о которых мы с тобой говорили. Кажется, у меня появился след…

Франсуа сразу же забыл о своем огорчении. Такое серьезное дело нельзя было откладывать. Он, конечно, предложил Гийому проводить его, но тот заверил друга, что гораздо лучше будет, если он займется прекрасной англичанкой, которая в настоящий момент ему немного мешает.

Лорна была очень недовольна объяснениями и извинениями Гийома. Уверенная в себе, никогда не сомневавшаяся в своей неотразимости, она почувствовала себя оскорбленной тем, что рассматривала как непозволительную бесцеремонность по отношению к себе, и не могла удержаться, чтобы не высказаться по этому поводу.

— Так-то вы обращаетесь с гостями? Мне кажется, что занять гостей — непременная обязанность хозяина. Вас не было все утро, и вы намерены продолжить в том же духе! Признаюсь, я рассчитывала на большую любезность! И что мы… какое-то время смогли бы провести наедине!

Гийому очень хотелось ей сказать, что он ее вовсе не приглашал, что он волен распоряжаться своим временем и поступками, а для ухаживаний было неподходящее время, но на глазах молодой женщины показались слезы. Это, конечно, было слишком, и он, улыбнувшись, взял ее руку и поцеловал кончики пальцев.

— Не изображайте избалованного ребенка, моя дорогая! Вы ведете себя, как маленькая девочка, которой не дали сладости. То, что не сделали сегодня, можно перенести на завтра. Если, конечно, вы не собираетесь нас скоро покинуть! Мне было бы жаль.

Легкий тон подразумевал, что он вовсе не будет сожалеть о ее отъезде, поэтому Лорна покраснела, стиснула губы и, ничего больше не сказав, повернулась, пожав плечами, и отправилась к Элизабет попросить еще чашечку кофе. Сдержав вздох облегчения, Гийом вышел, довольный тем, что удалось избежать разговора и неловкости, которую он испытывал в ее присутствии. Ее сходство с ушедшей любимой женщиной одновременно ранило его, и восхищало, и вызывало желание то вышвырнуть ее вон, то заключить в объятия.

«Ничего нет лучше прогулки верхом, чтобы привести в порядок свои мысли», — подумал он, направляясь в конюшню.

Бледное солнце делало свое дело, снег быстро таял, дороги развезло. И все-таки старший конюх, очень не любивший выводить лошадей в плохую погоду, устроил целую дискуссию, прежде чем дать ему коня. Снег таял, это так, но он был готов поспорить на что угодно, что к вечеру он пойдет снова.

— Я вернусь до темноты, старый тиран! Мне доехать всего до Морсалина…

— Хорошо, но только не на Сахибе. Я дам вам Роллона, он не такой резвый, но зато очень надежный, как мул.

— Согласен на Роллона! У него характер лучше, чем у вас!

Вот уже несколько месяцев, как Гийом не был в доме каторжника. Совмещая обязанности мажордома и управляющего, Потантен занимался им, ко всеобщему удовольствию. Он согласился убрать дом, когда нотариус предложил сдать его девицам Може. Хозяин усадьбы только подписал контракт. Без особого воодушевления, правда, хотя это и давало ему доход. Он с большим удовольствием оставил бы его пустым, считая, что этот дом приносит несчастье: после каторжника Альбена Периго, заманившего в зыбучие пески графа де Нервиля, свекра Гийома, был Габриэль, бывший слуга и последний любовник Агнес Тремэн, погибший вместе с ней на эшафоте. Мрачные воспоминания!

Вновь увидев старый дом, он решил, что за ним надо следить: его прочные стены под высокой крышей не были лишены привлекательности даже зимой, когда сад стоял голый. Но он был хорошо спланирован, квадратные клумбы обрамлял бордюр из самшита, в саду росли розы, кусты смородины, грушевые деревья. Причудливо изогнутые ветви гигантской фуксии карабкались по фасаду дома, покрывая его стены фантастическим рисунком, как будто выполненным тушью. Это растение было самым большим в крае благодаря мягкому климату.

А с приходом весны сад по-праздничному радовал глаз…

Когда Гийом подъехал к дому и стал привязывать Роллона к ограде, из дома вышел мужчина и направился ему навстречу. Это был, по-видимому, тот самый тип, которого выследили мальчики. Мальчики очень точно описали этого висельника! Речь его тоже не отличалась изяществом.

— Чего вы хотите? — пролаял он.

— Я не знаю, кто вы, друг, но стоило бы научиться манерам! Я — месье Тремэн, владелец этого дома, и хочу видеть сестер Може. Надеюсь, они дома?

— Не знаю.

— Неужели? Тогда придется считать, что занавески в доме двигаются сами по себе. Если же это привидения, советую вам святую воду…

Говоря это, он спокойно шел по аллее, не обращая внимания, насколько это было возможно, на квадратную фигуру мужчины, которого он уже собирался отшвырнуть, когда в дверях показалась женщина. Маленького роста, в черном платье и голубом фартуке, она спешила поскорее надеть сабо и броситься по грязной дорожке навстречу гостю с криками:

Перейти на страницу:

Все книги серии На тринадцати ветрах

На тринадцати ветрах. Книги 1-4
На тринадцати ветрах. Книги 1-4

Квебек, 1759 год… Р'Рѕ время двухмесячной осады Квебека девятилетний Гийом Тремэн испытывает одну из страшных драм, которая только может выпасть на долю ребенка. Потеряв близких, оскорбленный и потрясенный до глубины своей детской души, он решает отомстить обидчикам… Потеряв близких, преданный, оскорбленный и потрясенный до глубины своей детской души, он намеревается отомстить обидчикам и обрести столь внезапно утраченный рай. По прошествии двадцати лет после того, как Гийом Тремэн покинул Квебек. Р—а это время ему удалось осуществить свою мечту: он заново отстроил дом СЃРІРѕРёС… предков – На Тринадцати Ветрах – в Котантене. Судьба вновь соединяет Гийома и его первую любовь Мари-Дус, подругу его юношеских лет… Суровый ветер революции коснулся и семьи Тремэнов, как Р±С‹ ни были далеки они РѕС' мятежного Парижа. Р

Жюльетта Бенцони

Исторические любовные романы

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза