Чужой 3

– Помочь? – Голик уставился на него широко распахнутыми глазами. – Сам ему помогай! Я хочу выбраться отсюда!

– Спокойно. Я тоже хочу выбраться. Я тоже. Сначала нам нужно понять, где мы.

– А вон там не свеча?

Боггс повернулся и сделал несколько осторожных шагов. И верно, отсюда был отчетливо виден ряд мерцающих огоньков, уходивший вдаль.

– Проклятье. Мы, должно быть, срезали через подсобный коридор и бежали по кругу. Мы вернулись…

Он осекся, вглядываясь в огонек у дальней стены. Там кто-то стоял, неподвижно, словно туша животного в морозильной камере.

Рейнс.

Он стоял и смотрел – но не на них, а в пустоту. Широко открытые глаза не двигались, словно замороженное желе. На лице застыло такое выражение, что смотреть на него было жутко. А остальное тело… остальное тело…

Боггс почувствовал, как по горлу поднимается кислый привкус, и согнулся пополам в жестоком приступе рвоты. Факел выпал из внезапно ослабевших пальцев, и Голик опустился на колени, чтобы его поднять. Поднимаясь, он случайно взглянул на потолок.

Там, вверху, что-то было. Что-то на потолке. Большое, черное, быстрое, с мордой, словно возникшей прямиком из ада. Пока Голик смотрел вверх, разинув рот, существо свесилось с потолка, подобно летучей мыши, цепляясь когтистыми задними лапами, и обхватило голову Боггса руками с пальцами, похожими на ожившие кабели. Боггс резко вздохнул, подавившись рвотой.

Резким, конвульсивным рывком паукообразный ужас сдернул голову Боггса с плеч так же чисто, как Голик срывал с резьбы стершуюся гайку. Из обезглавленного тела ударил фонтан крови, пачкая чудовище, тело Рейнса, застывшего Голика. Это вывело последнего из ступора, но не пощадило его разум.

С жутким равнодушием горгулья бросила голову Боггса на пол и медленно повернулась к последнему представителю двуногой формы жизни. Зубы ее блестели, как платиновые слитки, выдранные из недр Фиорины. Взвыв, словно за ним гнались все легионы ада, Голик развернулся и помчался по тоннелю прочь. Он не смотрел, куда бежит, не думал о том, что видел, и, главное, не оглядывался. Не смел оглядываться.

Потому что в этом случае – он знал – можно было кое-что увидеть.

Останки Бишопа были аккуратно разложены на рабочем столе. Яркие лампы освещали каждую часть. Инструменты лежали в пазах, ожидая своей очереди. Количество порванных волоконно-оптических кабелей толщиной в волос ошеломляло.

Некоторые Рипли просто соединила, как могла. Ее навыки не включали в себя починку на микроуровне. Она потратила много времени, по мере сил соединяя части, запечатывая, изолируя, делая очевидные связки в надежде, что из-за своего ограниченного таланта к импровизации не допустит критической ошибки. Закончив, женщина провела рукой по глазам и изучила результат работы. Выглядело все многообещающе, но это ничего не значило. Теоретически был шанс на успех, но, с другой стороны, теоретически ей бы вообще не следовало заниматься ничем подобным.

Не попробуешь – не узнаешь. Рипли проверила жизненно важные соединения и коснулась переключателя. Раздалось короткое шипение, и она дернулась в кресле. Поправив контакты, Рипли снова попробовала переключатель. На этот раз заметного эффекта не последовало.

Рипли осторожно просунула пучок волоконно-оптических нитей в контактный разъем, который, как она надеялась, обладал функцией автоматической сортировки. Красный ноль на дисплее тестера тут же сменился значением между семью и восемью. Когда Рипли тронула еще один переключатель, числа дрогнули, но уровень держался.

Единственный уцелевший глаз андроида моргнул. Рипли наклонилась ближе.

– Устная команда. Запусти самодиагностику.

Уже договорив, она с удивлением обнаружила, что говорит шепотом.

Внутри черепа андроида что-то тонко взвыло.

Показания на тестовом приборе ободряюще перемигивались. Искусственная гортань Бишопа издала неразборчивое бульканье, и коллагеновые губы чуть раскрылись.

Рипли поспешно сунула пальцы в открытое горло и поправила контакты. Уцелевший глаз сфокусировался на ее лице, и бульканье сменилось членораздельной речью.

– Рипли.

Женщина глубоко вздохнула. Ей удалось спасти визуальное восприятие, системы распознавания, координацию и память. Уши андроида выглядели относительно целыми, но на это полагаться не стоило: все зависело от состояния внутренних схем.

– Здравствуй, Бишоп, – прозвучавшее в собственном голосе тепло удивило ее. В конце концов, она обращалась не к человеку. – Пожалуйста, составь предварительный отчет о своем состоянии.

Последовала пауза, после которой, к изумлению Рипли, глаз Бишопа очень красноречиво поднялся к потолку.

– Паршиво. Моторные функции исчезли, внечерепная периферия не отвечает, возможность исполнения запрограммированных функций отсутствует. Едва работают минимальные сенсорные системы. Боюсь, это не слишком оптимистичная самодиагностика.

– Мне жаль, – честно ответила Рипли. – Хотела бы я, чтобы вышло иначе.

– А уж я-то как хотел бы.

– Ты что-нибудь чувствуешь?

– Да. Ноги болят.

Рипли сжала губы.

– Мне жаль, что…