– И не говори. Когда я учился в школе, рекомбинирующая синтетическая химия была одним из моих любимых предметов, – он помедлил. – Кстати о заботливости: хотя я глубоко благодарен за твое внимание, я осознаю, что ты проявила его строго в нужный момент, чтобы уклониться от моего последнего вопроса. Самым наилучшим образом, конечно. Не хочу, чтобы ты хоть на секунду подумала, что я согласился бы на что-то другое. Но чертова проблема засела у меня в голове, и я не могу о ней забыть.
Рипли уставилась на него – в одной руке он изящно держал стакан.
– Ты портишь мне настроение.
– Это не входило в мои намерения. Но я все еще медицинский офицер и должен делать свою работу. Честно говоря, чем больше усилий ты прикладываешь, чтобы уклониться от ответа, тем мне любопытнее узнать – почему. Что ты искала в теле девочки? Почему так настаивала, чтобы тела кремировали?
– Я поняла. Раз я в твоей постели, ты считаешь, что я задолжала тебе ответ.
Клеменс сохранял спокойствие:
– Попытки вывести меня из себя тоже не сработают. Нет, ты задолжала мне ответ потому, что по своей должности я обязан его получить, и потому что ради тебя я подставил свою шею, чтобы ты получила желаемое. А моя постель к этому отношения не имеет, – он тонко улыбнулся. – Но твое нежелание отвечать, скорее всего, сильно осложнит наши отношения.
Рипли покорно вздохнула, повернулась на бок.
– Тут в самом деле не о чем говорить. Может, на этом и остановимся? Пока я была в криосне, мне снился действительно плохой сон, – она зажмурилась, отгоняя жуткие воспоминания. – Я не хочу об этом говорить. Но мне нужно было убедиться в том, что именно ее убило. – Она снова посмотрела на медика. – Ты не представляешь, какой моя жизнь была еще недавно и через что я прошла. Твои худшие ночные кошмары в сравнении покажутся невнятными размышлениями невинного пятилетки. Я знаю, что никогда не смогу ничего забыть. Никогда! Но я не перестану пытаться. Так что, если я кажусь слегка нерациональной, или неразумно настаиваю в отношении некоторых вещей, попробуй пойти мне навстречу. Поверь, мне это очень нужно. Что до Тритончика… что до девочки, я просто ошиблась.
Палец Клеменса прошелся по стенке стакана, и, сжав губы, медик медленно понимающе кивнул.
– Да, возможно.
Рипли продолжала на него смотреть.
– Может, я сделала еще одну ошибку.
– Какую?
– Вступив в неформальные отношения с заключенным. Физический контакт. А ведь это против правил?
– Определенно. Кто счастливец?
– Ты, болван.
Клеменс неуверенно посмотрел на нее.
– Я не заключенный.
– А что насчет кода у тебя на затылке? – она указала кивком.
Его рука рефлекторно погладила голову.
– Полагаю, это требует объяснения, но не думаю, что сейчас для этого подходящий момент. Извини. Что-то мы все портим, не правда ли?
Раздался сигнал интеркома. Клеменс, извиняясь, взглянул на Рипли и направился к устройству.
– Я должен ответить. Мне не дозволена роскошь не принимать звонки. Тут, увы, не Сорбонна.
Он щелкнул переключателем. Послышался тонкий, плохо воспроизведенный голос:
– Клеменс?
Медик глянул на Рипли со смирением в глазах.
– Да, мистер Эрон.
– Эндрюс хочет, чтобы ты явился в вентиляционную шахту номер семнадцать во втором секторе. Как можно скорее. У нас там происшествие.
Заинтересовавшись, Клеменс повернулся к интеркому, чтобы всенаправленный микрофон устройства точно передал его слова:
– Что-то серьезное?
– Да, можешь это так назвать, – сказал ему помощник управляющего. – Одного из заключенных во время работы нашинковало.
Прибор резко отключился.
– Черт, – Клеменс осушил стакан, поставил его на консоль и повернулся к гостье. – Извини. Мне нужно идти. Официальная служба.
Рипли слегка напряглась.
– А я только начала наслаждаться беседой. Не говоря уж о других вещах.
– А как думаешь – каково мне? – пробормотал он, распахнув шкаф и вытаскивая одежду.
– Может, мне тоже стоит пойти?
Клеменс оглянулся.
– Лучше не стоит. Одно дело, когда видят, что я забочусь о твоем здоровье в порядке моих регулярных обязанностей, но если все начнут постоянно замечать нас вместе, хотя ты выглядишь здоровой… это может вызвать вопросы. И разговоры. А среди этих парней чем меньше разговоров, тем лучше.
– Я понимаю. Мне это не нравится, но я понимаю.
Он начал натягивать рабочие брюки.
– Это необходимо для выживания на Фиорине. К тому же я не думаю, что твое присутствие понравится управляющему Эндрюсу. Подожди здесь и не переживай, – он ободряюще улыбнулся. – Я вернусь.
Она ничего не ответила, но выглядела совершенно несчастной.
Осматривать было практически нечего.
«Черт, – подумал Клеменс, разглядывая кровавые ошметки на стенах воздухопровода. – Хоронить тоже практически нечего».
Причина смерти была уже понятна – на неподвижном вентиляторе крови было столько же, сколько и на стенах.