Чужой

Высохшая от слез старуха напомнила Блоквилу о его собственной матери. Он представил то место на окраине Парижа, где кончается широкая улица под названием Елисейские поля. Там сидит исхудавшая от страданий Элен и голыми костяшками кулачков лупит землю и вспоминает своего сына. Она смотрит в ту сторону, откуда должен появиться ее сын. Точно так же, как туркменка на обочине дороги из Мерва в Гонур, француженка поет душераздирающую песню. И хотя взгляд глаз обеих матерей одинаков, причины, заставившие их страдать, были разными. Сыновья туркменской матери погибли, защищая от налетевшей на них черной силы себя, свою мать, свою землю. Сын же французской матери ушел добровольно, причинив своей матери боль и страдания.

И хотя Блоквил был всего лишь сторонним наблюдателем в той войне, которая многих матерей разлучила с сыновьями, он почувствовал себя виноватым в страданиях несчастной осиротевшей туркменки. Видно, такие же чувства испытал и Эемурат гонур.

Чтобы поскорее отдалиться от рвущих сердце воплей старухи, Эемурат гонур пришпорил коня. Плеть, которая должна была пройтись по крупу лошади, ужалила правое бедро Блоквила. Боль от удара плетеной камчой заставила француза закрыть глаза и прикусить губу. Конечно, это была случайность, но Блоквил воспринял этот удар как наказание для себя за слезы туркменской матери, к которым он, пусть косвенно, но оказался причастен.

Еще через какой-то отрезок пути большая дорога потянулась вдоль огромного кладбища. У дороги виднелись свежие могильные холмики, темные от влажного песка. Блоквил понимал, откуда здесь взялись десятки новых могил. Они стали следствием той кровавой бойни, свидетелем которой по воле судьбы стал француз.

Именно в это время к кладбищу Ходжаабдылла несли покойника. Блоквил знал, что мусульманина в последний путь всегда провожает много мужчин, и даже знакомые отправляются на похороны, чтобы совершить благодеяние.

Но сейчас за гробом на кладбище шли не более десяти-двенадцати человек. Блоквилу и это было понятно. Люди до сих пор умирали от ран, полученных в боях. Для достойных проводов их в последний путь не было возможностей, да и людей не хватало.

Блоквил сделал для себя еще одно открытие. Похоронная процессия еще не поравнялась с ним, а Эемурат гонур натянул поводья и спрыгнул с лошади. Он чуть ли не побежал вперед и подставил плечо с одной стороны носилок с покойным. Пройдя с процессией шаов десять-двенадцать, он вернулся обратно.

Когда Гонурлы садился на коня, взгляд его встретился со взглядом Блоквила. В его глазах Блоквил прочитал: “Вот видишь, что вы натворили!” И хотя французский пленный не согласился с таким мнением своего хозяина, он одобрил его поступок.

Осенние заморозки ударили по деревцам, долгое время остававшимся без ухода, они оголились, и село Гонур утратило свой прежний вид. Кругом была равнина, все вокруг просматривалось, и село казалось осиротевшим. “В этом забытом Богом ауле разве мой час не превратится в день, а день — в месяц? — затосковал Блоквил. — К тому же здесь не с кем будет перекинуться парой фраз, некому будет душу излить. Кто тут может знать твой язык, кому нужны твои переживания. Они не то что французского не знают, они вряд ли даже подозревают, что существует такой народ — французы…”

Говорят, даже паралич лучше смерти. Вспомнив о том, что мог попасть в Бухару или Хиву, Блоквил был благодарен судьбе, которая забросила его в этот убогий туркменский аул. А если бы он попался в сети скупердяев, по пять манатов скупавших пятисотманатных пленных? В тот же миг, как он попал бы в руки купцов, на нем навсегда повисло бы клеймо раба. А если за пленного платят даже одну тенге, он уже становится узаконенным рабом. Если бы это случилось, хлопот у Блоквила прибавилось бы заметно. Ему уже надо было бы думать об избавлении из рабства и зависимости.

… На участке за домом Эемурата гонура росла джугара. Блоквил, вблизи разглядывая растение, давно созревшее, но неубранное по причине случившейся войны, кустики которого стояли с опущенными головками, напоминая сидящих с опущенными головами людей, вспомнил, что уже слышал об этой культуре. Лет пять-шесть назад одна парижская газета со ссылкой на русские газеты сообщила, что в Средней Азии происрастает растение под названием джугара, в каждой головке которого находится до тысячи зерен.

Подъехав к дому, Эемурат по привычке на полном скаку спрыгнул с коня и велел своему пленнику:

— А ну, слезай!

Блоквил понял смысл приказа. Но поскольку его руки были связаны, он чуть не свалился с седла, пытаясь слезть с коня. Видя, что он едва удержался на ногах, Эемурат гонур и не подумал помочь ему.

В это время из второй юрты вышел крепкий благообразный старик в накинутом не плечи верблюжьей шерсти чекмене.

Увидев его, Эемурат гонур сбросил с лица маску неприступности.

— Мамед кака, саламалейкум! — любезно произнес он.