— Но за это время можно набросать примерный план произведения. — продолжаю упорствовать я. — Мне только нужно уяснить, какой жанр коммерчески популярен в данный момент на рынке. И я начну думать, пока идёт разбирательство и определяются с наказанием. Вполне возможно, что ко времени, когда всё закончится, в голове у меня уже будет готов черновик, который останется перенести в файл и сделать правки. И взяться за новую книгу.
НаБом озадаченно смотрит на меня.
— Остановись. — просит она. — Ещё нет первой, а ты уже готова приступить ко второй. Тебя, похоже, совсем не волнует ни предстоящая комиссия, ни расследование. Я права?
— «Всё преходяще, а музыка вечна», госпожа. — отвечаю я ещё одной неизвестной здесь цитатой. — Как и любое другое творчество. Ведь только оно оставляет свой след в истории и в душах людей.
— Ещё война. — подумав, говорит собеседница.
— Да. — киваю я. — Она и высокое искусство.
— Кстати, а почему именно тридцать процентов? — интересуются, переходя к конкретике. — Разве пятьдесят процентов это… не наилучшая пропорция?
— В моей семье сейчас фактически деньги получаю только я. — коротко в ответ обрисовываю состояние своих финансов. — Ещё есть семья дяди, который после смерти оставил кучу долгов. Там тоже помогать нужно. А моё бывшее агентство не желает выплачивать мне роялти за исполненные произведения. Поэтому, тридцать процентов — тот максимум, который могу предложить. В качестве компенсации обещаю работать быстро и много. Думаю, за год я смогу написать четыре — пять книг. Это примерно полмиллиона долларов.
— Не забывай о налогах.
— Пожертвования, кажется, облагаются по минимальной ставке или вообще — по нулевой.
— Я уточню.
— Если вам не трудно. Госпожа, как я понимаю, мы пришли к предварительному согласию?
— Думаю, да. Нужно обговорить более подробно некоторые детали. Но, в целом, идея мне нравится.
— Мне она тоже по нраву. Спасибо.
— К происшествиям. — сообщает диктор, переходя к следующему разделу программы новостей. — Как стало известно из источника в министерстве внутренних дел, — в учреждении коррекции поведения «Анян» произошла массовая драка среди отбывающих наказание…
(картинка на экране меняется, и телезрители могут наблюдать побоище, снятое камерами внутреннего наблюдения. Несколько секунд диктор не комментирует показываемое, предлагая всем самостоятельно оценить размах и эпичность происходящего, а затем вновь приступает к своей работе.)
Видеоизображение вновь меняется, и сидящие у телеприёмников видят, как поименованная, спокойно сидевшая за столом, ни с того ни с сего, учиняет расправу над своими соседками. У МуРан самым натуральным образом отвисает челюсть. Так и не закрыв рот, округлившимися глазами, хальмони смотрит на то, как её несостоявшаяся невестка, чёткими ударами ног, отправляет в нокдаун двух женщин в форме, а после — ловко фехтует полицейскими дубинками с двумя охранницами, прибежавшими на помощь «вырубленным» коллегам.
«…
— Ничего себе! — подобрав челюсть, изумлённо произносит МуРан.— –Едва попала в тюрьму и сразу же устроила массовую драку!
Понаблюдав на экране телевизора за кашляющими и трущими глаза несовершеннолетними девушками, которых «пакуют» охранницы в противогазах, она осуждающе качает головой.
— Не смогли справиться. — выносит она вердикт профессионализму охране колонии и говорит уже о ЮнМи. — Где она так научилась драться? И неужели в морской пехоте обучают
«…
Не слушая, о чём говорит диктор, глубоко задумавшись, расфокусировав свой взгляд, МуРан смотрит сквозь экран.