Чужестранцы

Промотовы и обрадовались, и встревожились: хорошо, что есть предлог положить конец своим пыткам, но скверно, что нет Евгения Алексеевича... Простившись с гостеприимными родственниками и гостями, они торопливо пошли в редакцию.

-- Где же он? В номера посылали? -- спрашивал дорогой Промотов.

-- Посылали... Со вчерашнего не были! -- махнув рукой, проворчал Ильич и начал жаловаться на порядки:

-- Какое уж это направление! Ледактора собаками не сыщешь... Сколько теперь служу, а такого направления не было...

-- Надо бы в номерах мальчика оставить, на случай, если вернется.

-- Совсем даже не стоит: они не вернутся. Путаются с этой барыней...

-- С какой барыней?

-- До со вдовой-то этой, предводительшей-то...

-- Что ты пустяки болтаешь! -- обрезала его Зинаида Петровна.

-- Какие же это пустяки, барыня? Верно!.. Его только там и можно теперь отыскать... Коридорный в номерах сказывал, что барыня эта с ним раза три в номера приходила... Молодой человек, конечно...

-- Туда бы и сходил, -- посоветовал Промотов.

-- Был... И пальто ихнее видел... Только разя они скажут? Им теперь не то что газета, а прямо на все наплевать... Да загорись теперь "Вестник", -- они и тушить не придут... Молодой человек, конечно...

В редакции был один Силин. Он курил, нетерпеливо ожидая помощи.

-- Ну-с, Владимир Николаевич, -- скверно-с! -- встретил он Промотова. -- Во-первых, весь мой фельетон к черту пошел; во-вторых, из политики вся Германия и Франция вылетели, в третьих, от вашей передовой один хвост вершка в четыре остался.

-- Куда же девался наш почтеннейший редактор?

-- Где их теперь отыщешь? -- отозвался стоявший поодаль Ильич.

-- Ильич! Тебя не спрашивают, значит -- молчи!

-- Не спрашивают, так и не спрашивают... По мне хоть совсем завтра без номера будем, все равно... -- недовольно заворчал Ильич и, отмахнувшись рукой, вышел в контору.

-- Надо ехать, -- в раздумье произнес Промотов.

-- Поезжай, Владимир! Что же иначе делать?

-- Необходимо, -- вставил Силин.

Промотов наскоро оделся и полетел на извозчике к цензору. Спустя 20-30 минут пролетка подкатилась обратно к крыльцу.

-- Приехал Володя! -- вскрикнула Зинаида Петровна, сидевшая в ожидании мужа на подоконнике. Дверь распахнулась.

-- Ну что?

-- Ничего.

-- Пропустил?

-- Какой там "пропустил"! Даже и разговаривать со мной не хочет. Я, говорит, вас не знаю! С вами никаких дел не имею, и иметь не желаю... Ильич!

-- Что такое?

-- Вот тебе рубль! Бери извозчика и махай. Где хочешь, достань нам Евгения Алексеевича...

-- Я достану... Живого или мертвого, а уж привезу. Как же это подписчика без номера оставить?.. Я знаю, где он, я пальто-то ихнее видел... Я не уйду... выволоку небойсь, -- забормотал Ильич и отправился на поиски пропавшего редактора.

-- Совсем свихнулся господин художник, -- заговорил Силин, в возбуждении ходя взад и вперед по редакции, -- перед каждой юбкой тает, а перед Еленой Михайловной прямо глупеет...

-- Разве это правда? -- спросила Зинаида Петровна.

-- Ha днях я был у него в номерах... "Крючник" стоит в углу, покрытый пылью, а на мольберте красуется портрет Елены Михайловны...

-- Увлекающийся господин...

XIX.

Апрель близился к концу. Целую неделю лил дождь, и окраины города обратились в грязную русскую Венецию. Ночи стояли темные, но по календарю числилась луна, а потому фонари не зажигались. Во тьме кромешной было слышно, как шлепали ногами по грязи пешеходы и редкие извозчичьи лошадки, да было видно, как в громадных грязных озерах там и сям отражались одинокие огоньки из обывательских окон...

В одну из таких скверных ночей Софья Ильинична возвращалась домой от Елены Михайловны, которая и оказалась той именно дамой, которой потребовались услуги Софьи Ильиничны. Ничего особенного, впрочем, не было: ей пришлось только в течение пяти дней поухаживать за Еленой Михайловной; приезжал три раза доктор, осматривал больную и быстро уходил, говоря, что все идет прекрасно... Сегодня доктор был в четвертый раз и сказал, что дня через два больная может встать с постели. Елена Михайловна поцеловала Софью Ильиничну, сказала ей: "теперь вы, голубчик, можете меня оставить" и на прощанье дала ей конверт:

-- Это вам за хлопоты...

Софья Ильинична покраснела, неловко взяла конверт и торопливо сунула его в ридикюль; затем они распрощались, и Софья Ильинична направилась восвояси...

Несмотря на то, что было всего часов десять вечера, улицы городского предместья, где жила Софья. Ильинична, были совершенно пусты и казались вымершими. Впрочем, и этого сказать нельзя: в густом мраке никаких улиц видно не было, а было только слышно, как бранился подвыпивший титулярный советник Илья Гаврилович Травкин, возвращавшийся от именинника-сослуживца...

Илья Гаврилович шел очень медленно, нащупывая путь тростью, и кряхтел, останавливаясь в полном недоумении в тех случаях, когда его изыскания открывали какие-нибудь незнакомые ему дыры в гнилых тротуарах, новые лужи и новые пути сообщения, в виде камней и дощечек...