Чуждый разум

Этого Фомин допустить не мог. Надо было срочно отделяться от злополучной группы пересчета трюизмов. И поскольку всякому отделению предшествует самоопределение, надо было найти убедительные доказательства своей непричастности к "делу о телепатемах". Личная уверенность Фомина была убедительной лишь для него самого и больше, по-видимому, никого не интересовала. Следовательно, необходимо было срочно определить, кто из троих (Мгасапетов, Ахябьев, Путукнуктин) является пришельцем (либо тем, что под этим словом подразумевается), и доложить об этом лично Никодимову Борису Борисовичу. Только таким (и никаким иным) путем можно было противодействовать огульному зачислению Фомина в группу Гамлета Мгасапетова. Полагаться на компетентность соответствующих служб Владимир Иванович не мог: в случае, если пришелец будет выявлен и разоблачен усилиями посторонних, на всех остальных сотрудников группы Мгасапетова останется пятно косвенного соучастия.

С этой думой Владимир Иванович поспешил в отдел текущей информации единственное место, где никто не стал бы таращиться на пришельца и падать в его присутствии в обморок (по той простой причине, что отдел текущей информации всегда и обо всем узнавал последним). Действительно, сотрудники отдела не имели ни малейшего понятия о том, что происходит в институте: по поручению месткома они готовили экстренный выпуск сатирической газеты "Мистер ИКС", посвященный десятилетию института, а поскольку юбилей предстоял лишь в марте будущего года, текущая информация этих бедняг совершенно не касалась. Они трудились на ниве позитивного юмора, а эта нива, как известно, сильно истощена. Фомин был встречен вопросом: "Что у вас там происходит смешного?" На этот вопрос Владимир Иванович ответил краткой информацией об открытии пищеблока. В ту же минуту отдел текущей информации опустел. Изголодавшиеся газетчики кинулись обедать с такой поспешностью, что забыли отключить всю внутреннюю аппаратуру, и Фомин получил возможность сесть за пульт связи с "Большим Голубым Идеалом", на что он, собственно, и рассчитывал: у этих юмористов были все привилегии отдела, которыми они никогда не пользовались. "Большой Голубой Идеал" относился к позитивному юмору равнодушно и на все их запросы отвечал: "Да пошли вы..." и отключался.

Трясущимися от волнения руками Фомин снял трубку, набрал общий номер и, назвав себя, попросил у "Голубого Идеала" разрешения задать ряд вопросов.

- Валяйте, - добродушно пробасил "Голубой Идеал". - А я был уверен, что вас уже отключили.

- Известно ли вам, - осторожно спросил Владимир Иванович, - что кто-то из нашей группы...

- Мне все известно, - перебил его "Идеал", - кроме того, что никому не известно. И если вы имеете спросить: "Кто конкретно?", отвечу: "Не знаю".

- Но, может быть, у вас есть личное мнение? - заискивающе спросил Фомин.

- Моим личным мнением имеет право интересоваться только начальник отдела, - отрезал "Идеал". - Вопросов больше нет? Отключаюсь.

- Подождите, ради бога! - с отчаянием воскликнул Фомин. - Могу ли я изложить вам собственные прикидки, с тем чтобы вы с присущей вам любезностью оценили степень их корректности?

- А зачем вам это нужно? - грубовато спросил "Идеал". - На вашем месте я бы поменьше суетился.

- Видите ли, - с предельной доверительностью сказал Владимир Иванович, мне хотелось бы очистить свою психику от необоснованных подозрений.

"Идеал" хмыкнул, но не отключился, и Фомин осмелел.

- Подозреваю Гамлета Мгасапетова, - произнес он торжественно, как общественный обвинитель.

- Основания? - деловито спросил "Идеал".

- Нечеловеческая мягкость, - начал перечислять Владимир Иванович, излишняя терпимость, я бы сказал, всетерпимость, граничащая с равнодушием...

- Вы лжете, Фомин! - резко перебил его "Идеал". - Я знаю Гамлета, он не таков. Это азартный человек, в душе игрок, хотя и несколько робок. Очищаю вас от этого подозрения.

- В таком случае Роберт Ахябьев, - с меньшей уверенностью проговорил Владимир Иванович. - Основания - умение оперировать с девятизначными числами в уме, болезненная склонность к завиральным идеям, к необоснованным гипотезам и к бесстыдному юмору.

- Как вы сказали? - переспросил "Идеал". - К бесстыдному юмору?

Он зашипел и надолго умолк. Только через минуту, осипший от беспрерывных криков "Але!", "Але!", Фомин услышал вновь бархатный бас "Голубого Идеала":

- Да вы шалун, Володя. Меня чуть не задушил хохот. Запомните, мой мальчик: есть юмор и есть бесстыдство. Бесстыдство - очень серьезная вещь. Серьезная и мрачная.

- Так очищаете?.. - робко спросил Владимир Иванович.

- Ну нет, голубчик, - весело сказал "Идеал". - Тут больше зависти, чем подозрения. С этим и оставайтесь. Кто дальше?

- Один Путукнуктин... - пробормотал Фомин. - Вот никогда бы не подумал. Хотя, с другой стороны...

- Что вы там бормочете? - поторопил его "Идеал". - Имейте в виду, вы исчерпали свой полугодовой лимит машинного времени. Одна минута разговора со мной стоит полтора миллиона. До Нового года вам придется считать на пальцах. Если придется вообще.