Чужак в чужой стране

Харшоу, тем не менее, был недоволен. Он жаловался, что нож тупой, мясо жесткое; он обвинил Мириам в том, что она подала остатки вчерашнего обеда. Джилл стало неловко за Мириам; остальные, казалось, ничего не слышали. Вдруг Энн отложила вилку.

— Он начал вспоминать, как готовила его мамочка, — заявила она.

— Он вспомнил, что он босс, — подхватила Доркас.

— Когда это было в последний раз?

— Дней десять назад.

— Давненько. — Энн глазами сделала знак Доркас и Мириам; те встали. Дюк продолжал есть. Харшоу спохватился:

— Девочки, не за обедом же! Подождите!

Но те неумолимо приближались к Харшоу. Робот едва успел выскочить у них из-под ног. Энн схватила босса за ноги, Доркас и Мириам — за руки. Несмотря на его отчаянные вопли, они понесли его во двор. Вопли прекратились. Послышался всплеск. Девушки вернулись и, как ни в чем не бывало, продолжили обед.

— Еще салата, Джилл?

Пришел Харшоу, сменивший костюм на пижаму. Когда Харшоу уносили, робот накрыл его тарелку. Теперь он открыл ее, и Харшоу снова принялся за еду.

— Я остановился на том, что женщина, которая не умеет готовить, — это просто пустое место. Если меня не начнут обслуживать как следует, я всех уволю. Что на десерт, Мириам?

— Пирог с клубникой.

— Это уже на что-то похоже! Увольнение откладывается до среды.

После обеда Джилл пошла в гостиную. Ей хотелось посмотреть новости и узнать, скажут ли что-нибудь о ней. В гостиной стереовизора не оказалось. Джилл стала припоминать обстановку других комнат, но ничего похожего на стереовизор не вспомнила. Газет тоже не было видно, кругом валялись только книги и журналы.

Никто не входил. Интересно, который час? Джилл оставила наручные часы наверху, поэтому она стала оглядываться, ища часы на стене и не нашла их. Джилл покопалась в памяти и обнаружила, что в этом доме ей пока не попадались на глаза ни часы, ни календарь.

Она подумала, что можно лечь поспать. Взяла с полки книгу; это оказались «Просто сказки» Киплинга. Джилл забрала книгу с собой.

Кровать в комнате Джилл была оборудована по последнему слову техники.

Там был автоматический массажер, кофеварка, монитор погоды, читающий аппарат… Не хватало только будильника. Джилл подумала, что не проспит больше, чем сможет, и легла. Вставила книгу в читающий аппарат — и по потолку побежали слова. Вскоре пальцы Джилл разжались, выпустив блок управления. Свет погас, и Джилл уснула.

Джабл Харшоу уснул не так легко. Он был недоволен собой. Интерес к гостям угас и уступил место досаде. Пятьдесят лет назад он дал себе страшную клятву не подбирать бездомных кошек, а сейчас, расслабленный жрицами Венеры, подобрал сразу двоих, даже троих, если считать Кэкстона. Он не подумал о том, что нарушал свой обет каждый год: последовательностью Харшоу не отличался. Ему не жалко было кормить еще двоих: не в его характере было считать деньги. Харшоу прожил более ста лет, испытал бедность, побывал богатым. Перемены в финансовом положении он воспринимал, как перемены погоды, и никогда не считал сдачу.

Он боялся, что по следу Джилл к его воротам придет полиция, и начнется скандал. Непременно придет и непременно начнется. Эта девчонка наверняка наследила, как корова в валенках.

До каких же пор люди будут стучать к нему в дверь, задавать вопросы, взывать о помощи? А он будет принимать решения и помогать. Ему уже надоело думать и действовать, мысли о будущем раздражали его.

Трудно ожидать разумного поведения от человеческого существа; большинство людей прямо-таки напрашиваются на неприятности. Почему его до сих пор не оставили в покое? Он отгораживался, как мог. Ему казалось, что, предоставленный самому себе, он достигнет высшего блаженства, уйдет в нирвану, растворится в воздухе, как индийский факир. Когда же его оставят в покое?

Около полуночи он отложил взятую было сигарету — двадцать седьмую за день — и сел на кровати. Зажегся свет.

— Ближняя! — крикнул он в микрофон.

Вошла Доркас в халате и тапочках. — Слушаю вас, босс, — зевнула она. — Доркас, в течение последних двадцати или тридцати лет, я был никчемным паразитом.

Доркас снова зевнула:

— Это не новость.

— Нельзя успокаиваться. В жизни каждого человека наступает время, когда он перестает быть благоразумным. Он встает во весь рост и выступает на борьбу со Злом во имя Добра и Свободы.

— О-о-о-о!

— Перестань зевать! Пришло время бороться!

— Я хотя бы оденусь.

— Разумеется. Подними остальных. У нас много работы. Вылей на Дюка ведро воды и вели ему отыскать и отремонтировать этот ящик. Я хочу послушать новости.

Доркас испугалась.

— Починить стереовизор?

— Вот именно. Если Дюк будет упрямиться, скажи ему, чтоб шел на все четыре стороны. Живо! У нас много дел!

— Хорошо, — неуверенно согласилась Доркас, — но, может быть, сначала измерим вам температуру?

— Успокойся, женщина!