Анни была блондинкой, Мириам - рыжей как огонь, Доркас - брюнеткой. Фигуры их в том же порядке являли постепенный переход от приятной округлости к очаровательной стройности. Возрастной разрыв у них составлял пятнадцать лет, но кто был старше, а кто моложе, - сказать было трудно.
Харшоу усиленно трудился. Большая часть его сознания была занята наблюдением за тем, как прекрасные девушки изящно играют с солнцем и водой, а в малюсенькой замкнутой и звукоизолированной ячейке этого сознания шел творческий процесс. Харшоу говаривал, что его метод сочинительства заключается в том, чтобы накрепко соединять половые железы со зрительным нервом и отключать серое вещество мозга. Привычки Харшоу вроде бы подтверждали надежность этой теории.
Микрофон, стоявший на столе, был подключен к диктофону, но Джубал пользовался им только для заметок. Когда же творческий процесс завершался, Джубал вызывал стенографистку и внимательно следил за ее реакцией. Сейчас он как раз был готов, а потому завопил:
- Первая!
- Первая - Анни, - откликнулась Доркас, - но я могу ее заменить: она только что нырнула.
- Ныряй сама и тащи ее!
Брюнетка вошла в воду, как нож, а через секунду из бассейна вылезла Анни, накинула халат и присела к столу. Она не сказала ни слова и ничего не стала подготавливать. У нее была абсолютная память.
Харшоу поднял чашу, полную льда и налитого поверх него бренди.
- Анни, я родил нечто потрясающе слезоточивое. О крошечном котенке, который забрел в церковь в рождественский сочельник, чтобы согреться. Помимо того, что он помирал от голода и холода, он еще заблудился, главное - Бог знает почему - у него была перебита лапка. Итак, начнем! «Снег падал уже давно…»
- А какой псевдоним?
- Ммм… Молли Уодсворт… как раз подходит к этой сентиментальщине. Назовем его «Другие ясли». Начали…
Он диктовал, пристально следя за девушкой. Когда из ее опущенных к бумаге глаз покатились слезинки, Харшоу слегка улыбнулся и закрыл глаза. К тому времени, когда диктовка закончилась, слезы струились из его глаз так же обильно, как и у Анни. Оба прямо купались в катарсисе слащавых сантиментов.
- Точно в яблочко! - объявил он. - Вытри нос, унеси это барахло и, Бога ради, сделай так, чтобы оно никогда больше не попадалось мне на глаза.
- Джубал, неужто вам не стыдно самого себя?
- Нисколько!
- В один прекрасный день я за подобные рассказики дам хороший пинок в ваше толстое брюхо!
- Знаю. А пока уноси свою попку в дом и займись делом, а то как бы я не передумал.
- Слушаюсь, босс.
Обходя кресло, она чмокнула его в лысину. Харшоу снова взревел:
- Первая!!! - И Мириам тут же подбежала к нему.
В это время ожил установленный в доме громкоговоритель.
- Босс!
Харшоу произнес словцо, заставившее Мириам подавиться от неожиданности. Он прибавил:
- Что случилось, Ларри?
Громкоговоритель ответил:
- У ворот какая-то дама, а с ней труп.
Харшоу подумал.
- Хорошенькая?
- Э-э-э… Да.
- Так какого лешего ты ковыряешь в носу? Впусти ее!
Харшоу откинулся на спинку.
- Начнем, - сказал он. - «Глыбы домов тонут в дымке заднего плана. Коп сидит на стуле без фуражки, ворот расстегнут, лицо потное. Мы видим со спины другую фигуру, которая находится между зрителями и копом. Фигура поднимает руку, размахивается, так что рука исчезает из поля зрения, и ударяет копа. Раздается тяжелый, хлесткий звук удара с оттяжкой…» - Харшоу остановился и добавил: - Потом продолжим с этого места.
По склону холма к дому поднималась машина. Вела ее Джилл, рядом с которой сидел молодой человек. Когда машина остановилась, молодой человек выпрыгнул, явно довольный, что расстается с ней.
- Вот она, Джубал, - сказал он.
- Вижу. Доброе утро, девочка. Ларри, а где труп?
- На заднем сиденье, босс. Под одеялом.
- Это вовсе не труп, - возразила Джилл. - Бен сказал, что вы… Я имею в виду… - Она опустила голову и разрыдалась.
- Успокойся, малышка, - мягко сказал Джубал. - Вряд ли есть трупы, которые стоили бы стольких слез. Доркас, Мириам, займитесь ею. Дайте ей чего-нибудь выпить и умойте.
Он подошел к заднему сиденью и приподнял одеяло. Джилл сбросила с плеча руку Мириам и пронзительно вскрикнула.
- Но выслушайте же меня! Он не умер! Во всяком случае, я надеюсь… Он… О Господи!!! - Тут Джилл снова зарыдала. - Я такая грязная и так напугана…
- По всей видимости, это труп, - рассуждал Харшоу. - Температура тела, насколько я могу судить, соответствует температуре воздуха. Правда, окоченение не совсем типично… Сколько времени он уже мертв?
- Да не мертв он вовсе! Нельзя ли вытащить его из машины?! Я с таким трудом затащила его туда!
- Ну еще бы! Ларри, помоги мне, и нечего делать вид, что тебя тошнит. Если вырвет, сам будешь убирать!
Они вдвоем вытащили Валентайна Майкла из машины и опустили на траву. Его тело окоченело и скрючилось. Доркас принесла Харшоу стетоскоп и, установив его на земле, включила и отошла в сторону.
Харшоу сунул в уши слуховые наконечники и начал прослушивать сердце.
- Боюсь, ты ошибаешься, - мягко сказал он Джилл. - Тут я уж ничем не смогу помочь. Кто это был?
Джилл тяжело вздохнула. Ее лицо было безжизненно, голос глух.