Чужак в чужой стране

Он либо разделся, либо отправил в никуда свою одежду — скорее первое, решила она: Майка магазины и обновки не интересовали. Он не понимал, для чего нужна одежда, кроме как для защиты от плохой погоды, но он не нуждался в защите. Они влезли в ванну лицом друг к другу, она набрала пригоршню воды, коснулась ее губами, протянула ему. Ритуал был им уже не нужен, но Джилл приятно было вспоминать, хотя то, что она вспоминала и не нуждалось в воспоминаниях — те мгновения пребудут с нею всегда.

Потом она сказала:

— Я вспомнила, как ужасно выглядел тот гадкий шериф, оставшись в чем мать родила.

— Он выглядел забавно?

— Да, еще бы!

— Объясни мне, почему. Я не понимаю шутки.

— Ну… мне сложно. Это не шутка — не то, что каламбуры или разные слова.

— А я не грокал его «забавным», — сказал Майк. — И в нем, и в судье я грокнул неправильность. Если бы я знал заранее, что ты будешь недовольна, я бы послал их в никуда.

— Майк, милый, — она коснулась его щеки, — ты сделал лучше. Им никогда этого не простят — и им не удастся арестовать кого-либо за «неприличное поведение» в ближайшие пятьдесят лет. Но давай поговорим о чем-нибудь другом. Мне жаль, что наш номер провалился. Я изо всех сил старалась, но я тоже не гожусь в актрисы.

— Я виноват, Джилл. Тим сказал правильно — я не грокаю публику. Но мне было хорошо с циркачами… и я грокал все ближе к публике с каждым днем.

— Не надо никак их называть, мы ведь сами теперь не циркачи, а они такие же люди, как мы. Люди не болваны.

— А я грокаю, что они болваны.

— Да, милый, но это невежливо.

— Я запомню.

— Ты уже решил, куда мы поедем?

— Нет. Когда придет время, я узнаю.

Верно, Майк всегда знал. С тех пор, как он совершил свой первый шаг от послушания правительству, он становился все сильнее и увереннее. Юнец, с трудом удерживавший в воздухе пепельницу, теперь он мог держать на весу не только ее, занимаясь одновременно чем-то другим; он справлялся с любым необходимым усилием — ей вспомнился застрявший в грязи грузовик… Человек двадцать пытались вытащить его, Майк тоже подставил плечо, и завязшее заднее колесо выползло наружу. Теперь Майк был умудрен опытом: никто и не догадывался о его возможностях.

Вспомнилось ей и то, как он грокнул, что «неправильность» необходима лишь в общении с живыми, мыслящими существами, а ее платье можно отправить в никуда, хотя оно вполне «правильное». Ограничение существовало для птенцов, взрослые делали так, как подсказывало гроканье.

Интересно, каким будет следующее изменение? Но она не беспокоилась: Майк был добр и мудр.

— Майк, представляешь, как было бы здорово, если бы тут оказались Энн, Доркас и Мириам? И наш отец Джубал, и ребята? Ой, вся наша семья!

— Нужна ванна побольше.

— Ну потеснились бы. А когда мы снова поедем домой, Майк?

— Я грокаю, скоро.

— «Скоро» по-марсиански? Или «скоро» по-земному? Ладно, неважно, милый, свершится, когда наполнится ожидание. Кстати, скоро здесь появится тетушка Пэтти — «скоро» по-земному. Помоешь меня?

Она встала, мыло вылетело из мыльницы, прошлось по ее телу, легло на место, мыльный слой пошел пузырями.

— Ой, щекотно!

— Душ?

— Окунусь. — Она присела, окунулась, встала. — Пора, наверное.

Кто-то постучал в дверь:

— Ребятки, вы в приличном виде?

— Иду, Пэт! — крикнула Джилл, вылезая из ванной. — Высуши меня, пожалуйста!

И она тут же высохла, не осталось и следов.

— Милый, ты не забудешь одеться? Пэтти — настоящая леди, не то, что я.

— Не забуду.

Глава 27

Схватив пеньюар, Джилл поспешила в гостиную.

— Входи, дорогая. Мы принимали ванну, он сейчас выйдет. Выпей пока, а потом можешь сама залезть в ванну и допить прямо там. Горячей воды — сколько хочешь.

— Я вымылась под душем, детка, после того, как уложила Пышку в постель. А вот принять настоящую ванну очень хочется. Но, Джилл, я пришла вовсе не для того, чтобы пользоваться нашей ванной; мне тяжело на душе от того, что вы уезжаете.

— Ну, мы же не упустим тебя из виду. — Джилл занялась бокалами. — Тим прав, нам нужно доработать номер.

— Номер в порядке, может, сделать его посмешнее, но… Привет, Смитти. — Она подала Майку руку в перчатке. Выходя из цирка, миссис Пайвонская всегда надевала перчатки, платье с закрытым воротом и чулки. Она выглядела, да и была, респектабельной вдовой, следившей за своей фигурой.

— Я тут говорила Джилл, что ваш номер совсем не плох.

— Пэт, не надо. Он никуда не годится.

— Да нет, милые, его можно слегка оживить — разные там трюки, шутки. Может, немного пооткровеннее костюм для Джилл… у тебя отличная фигура, милочка.

— Нет, не поможет, — покачала головой Джилл.

— Знавала я одного фокусника, он одевал помощницу в стиле веселых восьмидесятых — тысяча девятьсот восьмидесятых, конечно, — даже ног не было видно. А потом покровы исчезали один за другим. Нашим лопухам это нравилось. Пойми меня правильно, милая — никакой вульгарности. В конце она оставалась примерно в таком же наряде, как ты сейчас.

— Пэтти, — сказала Джилл, — да я бы выступала совершенно голой, лишь бы сохранить номер.