Чужак из ниоткуда-3

[4] Сегодня это формат А1.

[5] Теперь «Охотный ряд».

[6] Теперь «Лубянка».

Глава четырнадцатая Попытка смерти. Выволочка. Прописные истины

Ствол пистолета был направлен мне точно в грудь.

Палец стрелявшего уже жал на спусковой крючок.

Два с половиной шага между нами.

Если бы я не развернулся, продолжал стоять на месте, он сделал бы ещё шаг и, возможно, выстрелил мне в голову.

И тогда — всё.

Прощай, Кемрар Гели. Прощай, Серёжа Ермолов. На этот раз никакого переселения сознания. Некуда. Все свободные тела погибли.

Вот же, сволочь. Подловил.

Коровин. Папаша Длинного, второгодника Валентина. Бывший майор милиции.

Лицо замотано шарфом, на глаза надвинута шапка, но я его узнал.

Переходить в орно времени не было. Совсем. Палец Коровина уже выбрал свободный ход спускового крючка.

Боёк ударил в капсюль.

Порох воспламенился и вытолкал пулю из патрона.

Единственное, что я успел, сместиться правее.

Ненамного, сантиметра на три, но этого хватило.

Грохнул выстрел.

Пуля вошла в моё тело.

Едва не задев сердце, пробила лёгкое; прошла между рёбер, вышла с другой стороны, порвав майку, рубашку, свитер и куртку, упала где-то сзади на мокрый асфальт.

Всё-таки я везунчик, не отнять.

Ну и хорошая реакция, это да.

Коровин, пожалуй, ушёл бы. Он уже бросил пистолет под ноги (руки в перчатках, отметил я. «Вечно в кожаных перчатках, чтоб не сделать отпечатков» — мелькнули и пропали строчки Высоцкого) и делал шаг назад, чтобы затем развернуться и рвануть вверх по Жданова-Рождественской, где имелось достаточное количество удобных проходных дворов.

Но я уже был в орно. Мне всего-то и нужно пара секунд, организм выдержит. Не такое выдерживал.

Выстрел качнул меня назад, но не отбросил. Привычно замедлилось время. Рана пылала болью и алым, только мне видимым светом.

Я послал к ней один, останавливающий кровь импульс, и сместился ближе к Коровину, который уже почти повернулся ко мне боком.

Раздумывать особенно было некогда, поэтому я просто нанёс ему удар в горло.

Мог бы ударить насмерть, но в последнюю долю мгновения придержал руку.

Да, он хотел меня убить и, возможно, убил бы, повернись всё немного иначе. Однако не убил. Значит… значит, пусть живёт. Любая жизнь лучше смерти. Уж кому-кому, а мне это известно совершенно точно.

Захрипев, бывший майор милиции свалился на тротуар.

Я вышел из орно и сел рядом.

Потом лёг.

Нужно было заняться раной, но сил не оставалось никаких. Последние ушли на рывок и удар. Ничего, подумал я. Затянется. Кровь я остановил. Почти. А дальше организм сам справится. Теперь же я хочу спать. Устал что-то за сегодня. Трудный был денёк…

— Серёжа-а-а! — услышал я слабый крик Кристины, донёсшийся до меня словно из-под воды. — Серёжка-а-а…!

Всё, пока, до скорой встречи, женщина спешит на помощь. Можно отрубаться.

Пробуждение было лёгким. Просто открыл глаза и сразу увидел дневной свет, падающий из окна справа; цветок гортензии в горшке на подоконнике; чисто белёный потолок со стеклянным полушарием светильника; белую дверь напротив.

Ага, Кремлёвская больничка, судя по интерьеру. Бывал здесь, бывал.

Прислушался к себе — ничего не болит. Откинул одеяло, обнаружил на себе трусы (уже хорошо), пощупал грудь. Перемотана бинтами. Снял бинты, бросил кучей на стоящую рядом тумбочку. Под бинтами, как и ожидалось, было всё чисто.

На всякий случай глубоко подышал. Потом вошёл в орно, тщательно осмотрел себя внутренним взором.

Нормально.

Вышел из орно; спустил ноги с кровати; нащупал тапочки; поднялся.

Присел — встал.

Нормально.

Наклонился, не сгибая коленей, коснулся ладонями паркетного пола.

Нормально.

Прошёлся по палате слайт-ходьбой, нанося удары воображаемому противнику и уклоняясь от встречных — таких же воображаемых.

Хорошо!

Встал на мостик, выпрямился. Сел на шпагат. Упёрся пальцами в пол, вытянул ноги «уголком», согнул колени, перешёл в стойку на руках.

Дверь отворилась. Вошли Петров, Боширов и незнакомый мне мужчина солидного вида. Все в белых халатах. В перевёрнутом виде они выглядели забавно.

— Я же говорил, — радостно провозгласил Петров. — Огурчик!

— Привет! — поздоровался я и встал на ноги.

— Это ещё что за цирк, больной! — возмутился солидный. — Вам с вашим ранением показан строгий постельный режим. Марш в койку немедленно!

— Жрать охота, — сказал я. Настроение у меня было бодрое и даже где-то озорное. — У вас здесь кормят, товарищ доктор, или держат пациентов на голодном пайке? Что до цирка, то мне можно, я в нём работал.

Я посмотрел на Петрова с Бошировым. Товарищ майор и товарищ капитан одновременно подмигнули улыбнулись. Нет, они точно Арлекин и Пьеро. В цирк, всем в цирк.

Лицо незнакомого доктора пошло красными пятнами.

— Хорошо, — сказал я. — Готов на быстрый рентген и короткий осмотр. После этого вы убеждаетесь, что я абсолютно здоров и отпускаете восвояси, выдав мою одежду.

— Ваша одежда порвана и в крови, — сказал доктор. — Ещё и грязная. Вы в ней на московском асфальте лежали. В марте месяце.

— Совсем забыл, — сказал я.