Чужак из ниоткуда

— Объявляется регистрация на рейс Мары-Ташкент! — объявил женский голос по радио. — Время отправления одиннадцать часов двадцать пять минут. Пассажирам просьба пройти к стойке регистрации. Повторяю…

Я поднялся, взял чемодан и пошёл к стойке регистрации.

Двухмоторный, белый с синей полосой вдоль корпуса, крупной надписью «АЭРОФЛОТ» и красным советским флагом на хвосте, самолёт АН-24 выглядел посолиднее своего мелкого собрата-«кукурузника», вмещал больше пассажиров, и в его экипаже даже была стюардесса в униформе, угостившая всех желающих фирменными аэрофлотовскими леденцами. Ничего так леденцы, я взял несколько про запас.

Все два часа полёта проспал в кресле — молодой растущий организм потребовал восстановления сил после общения с кассиршей и встречи с цыганками.

Проснулся, когда шасси коснулись бетонной полосы, и вскоре оказался в здании аэровокзала. Чемодан, как и в рейсе Кушка-Мары, сдавать в багаж и получать было не нужно, поэтому я сразу узнал в справочном бюро, как доехать до автовокзала, вышел на улицу, нашёл нужную остановку автобуса, дождался, сел, заплатил за проезд; и вскоре автобус с большой буквой «Л» на морде (Львовский автобусный завод) доставил меня по назначению.

На автовокзале за один рубль двадцать четыре копейки приобрёл билет до Алмалыка. Время в пути по расписанию — один час, так что папа слегка ошибся, когда говорил про сорок минут. Один час плюс тридцать пять минут до автобуса — это час тридцать пять. Да в Алмалыке ещё от вокзала топать по рассказам мамы минут десять. Пятнадцать с учётом, что дорога незнакома. Итого: час пятьдесят до встречи с дедушкой и бабушкой. Округляем до двух. А жрать уже охота, не дотерплю. Поэтому да здравствуют мамины бутерброды!

В зале ожидания автовокзала свободного места не нашлось: разношёрстная толпа пассажиров — узбеков и русских, женщин, детей, пожилых и молодых — набила автовокзал под завязку. К тому же жарко было в зале, кондиционеры в этом мире если и есть, то явно не там, где постоянно нахожусь я. Жарко, душно и шумно. Так что я нашёл скверик неподалёку, уселся на свободную лавочку и с удовольствием слопал оставшиеся бутерброды, запив их холодным чаем. Можно жить дальше.

Было около четырёх часов дня, когда я вышел из автобуса в Алмалыке. Пятнадцать сорок восемь, как сказал бы мой папа. Вышел, огляделся и тут же услышал радостное:

— Серёженька! Внучек!

Ко мне чуть вперевалку спешила невысокая круглолицая женщина лет шестидесяти в тёмно-синем платье в белый горошек, туфлях на низком каблуке и с волосами, убранными в аккуратный узел на затылке. За женщиной высился пожилой гладко выбритый мужчина в кепке, серых брюках иклетчатой тенниске с короткими рукавами. Оба широко улыбались — так, что от краёв глаз по их лицам разбегались весёлые морщинки.

— Баба! Деда! — вырвалось у меня, и в следующий миг я утонул в их объятиях, полных любви и радости.

— Давай сюда, — дед тут же забрал у меня чемодан. — Как добрался?

— Без происшествий, — кратко доложил я.

Не рассказывать же им, в самом деле, про кассиршу и цыган.

— Слава богу! — воскликнула бабушка. — Я тут испереживалась вся. Где это видано — дитё одно в такую дальнюю дорогу отпустить!

— Да ладно тебе, — сказал дед. — Я в его возрасте из Ростова до Москвы на поезде, без копейки денег, в компании с беспризорноками добирался — и ничего.

— Вспомнил! Тогда время другое было.

— Во всякое время мужчина должен быть самостоятельным, — отрезал дед. — Так что молодец, Серёжка, хвалю. И родители твои молодцы, что одного отпустили. Прямо порадовали нас с бабкой. А, бабка, порадовали же?

— Вот теперь, когда добрался, порадовали, — упрямо сказала бабушка. — А до этого не знаю, чего было больше — радости или переживаний.

— Тебя хлебом не корми — дай попереживать, — проворчал дед, направляясь к легковой машине чёрного цвета, стоящей неподалёку.

Ёлки зелёные!

Это же дедов автомобиль, трофейный, мне он с самого раннего детства знаком! Сейчас вспомнил, когда увидел. Не в первый раз это со мной и, думаю, не в последний.

«BMW-326», точно! Дед рассказывал, как в самом конце войны его разведрота захватила без боя загородную виллу какого-то крупного партийного немецкого бонзы. Там, среди прочих роскошеств, был большой гараж с машинами. Все новые, в отличном состоянии. Два дорогих «мерседеса», два «хорьха», один «майбах», один «опель-адмирал» и вот этот «бмв» — самый скромный из всех. Дед — не будь дурак — сразу же выгнал «бмв» из гаража и надёжно спрятал неподалёку в каком-то сарае. Доложил начальству. Начальство быстренько распределило машины между собой, а дед, как он сам говорил, под сурдинку, пользуясь благосклонностью вышеозначенного начальства, заимевшего столь шикарные авто, оформил «бмв» на себя и вывез потом домой, предусмотрительно загрузив багажник и салон всякими запчастями. И не прогадал.

— Любимая машинка! — воскликнул я искренне. — Бегает до сих пор, деда?