Чужак из ниоткуда

— Ну, он говорит, что знает место, где их много. Завтра с самого раннего утра сгоняем туда на великах. До обеда вернёмся.

— Железно [1] найдёте?

— Сашка говорит, что там точно будут. Я ему верю.

— Ладно, — сказал папа. — Тогда цветы с тебя, а с меня подарки.

Чуть не забыл. У меня здесь был велосипед! Как, впрочем, у многих кушкинских мальчишек.

Мой назывался «Украина».

Довольно примитивная, тяжёлая односкоростная конструкция. В особенности по сравнению с лёгкими и прочными многоскоростными углеритовыми машинами Гарада, которые я знал. Но делать нечего, здесь, на Земле, вообще приходилось приспосабливаться к очень многим вещам, о которых я раньше и понятия не имел. Точнее, имел, но думал, что они остались в далёком прошлом.

Самое главное, что доставляло больше всего проблем, — это, конечно, информационная блокада. Добыть нужную информацию было неимоверно трудно. И дело было не только в практическом отсутствии удобных и дешёвых вычислительных машин, соединённых в информационную сеть, которой мог бы пользоваться любой человек. Советский Союз находился в своеобразной информационной (и не только) блокаде от остального мира, которую во многом сам же и создал. Называлась она «железный занавес», и мне ещё предстояло со всем этим разобраться.

Ещё не было шести утра, когда Тимак постучал в моё окно. Я был уже готов. Вывел велосипед, и мы отправились в путь.

— Может, всё-таки, скажешь, куда едем? — спросил я, когда мы, оставив слева бассейн и Крест, а по правую руку старое кладбище с ещё дореволюционными могилами, углубились в сопки.

— Ага, — сказал Тимак. — А вдруг я скажу, а ты дашь заднюю? И что тогда, мне одному ехать?

— Интриги? — осведомился я. — Люблю.

— Слова-то какие, — хмыкнул Тимак. — Интриги… Где только набрался.

— Книжек надо больше читать, — назидательно заметил я.

— Куда уж больше…

Мы поговорили немного о книгах. Оказалось, что Стругацких Тимак тоже читал, но только одну книгу под названием «Страна багровых туч», а про Станислава Лема даже не слышал.

Я посоветовал ему «Трудно быть богом» Стругацких и роман «Непобедимый» Лема, после чего мы умолкли, поскольку тропинка пошла вверх, и нужно было беречь дыхание.

Поднялось солнце. Денёк обещал быть тёплым и ясным, хотя в небе висела лёгкая дымка, на которую мы не обратили внимания.

Минут через сорок на склонах начали попадаться первые алые тюльпаны.

— Гляди, вон они! — радостно показал я.

— Вижу, — сказал Тимак. — Здесь ещё мало, дальше едем.

В очередном распадке Тимак взял правее. Вскоре тропинка вообще пропала, а ещё через полчаса, взобравшись на очередную сопку, мы увидели внизу и впереди вспаханную полосу земли, которая, изгибаясь, выныривала из-за одной сопки и скрывалась за другой.

— Граница, — сообщил Тимак. — Контрольно-следовая полоса. Видишь столбы с «колючкой» [2] на той стороне?

— Трудно не увидеть.

— Это чтобы нарушители границы не пролезли. А вот ту широкую тропку с нашей стороны видишь, что вдоль полосы идёт?

— Ну.

— Это для пограничного наряда. Он тут проезжает время от времени, двое солдат на лошадях, с автоматами. Смотрят, нет ли человеческих следов на полосе.

— Понятно… Ни фига себе, сколько здесь тюльпанов!

Длинный широкий склон сопки, который спускался к самой тропе вдоль контрольно-следовой полосы, был усыпан тюльпанами, словно ночное небо звёздами в ясную погоду. Сотни и сотни. Рви — не хочу.

— Я же говорил, — гордо сказал Тимак. — Это нейтральная полоса. Тут никто цветы не рвёт. Строжайше запрещено.

«А на нейтральной стороне цветы — необычайной красоты!» — вспомнил я хриплый голос Владимира Высоцкого.

Катушку с записями его песен я как раз накануне слушал на нашем магнитофоне «Яуза 5». Мощный человечище. Далеко пойдёт, если не сломается. А сломаться может, уж очень накал высок, не бережёт себя, сразу чувствуется.

— И где она начинается? — Спросил я.

— Точно никто не скажет. Но ближе чем на двадцать-тридцать метров к контрольно-следовой полосе лучше не подходить.

— А то что будет?

— Если не заметят — ничего. А вот если заметит наряд…

—?

— Драпать надо. На лайбы [3] и — ходу. С этой стороны сопки, — он показал в направлении, откуда мы пришли, — уже чётко наша территория. СССР. Имеем полное право на ней находиться.

— Сложно, — заметил я. — Но в целом понятно. Так что, берём тюльпаны или ну его на фиг?

— Ясное дело берём, восьмое марта же сегодня! Как думаешь… — он замялся.

— Что?

— Я это… Хочу Лариске Поздняевой букет подарить. Возьмёт?

— Куда она денется, — усмехнулся я. — Женщины любят цветы и прочие знаки внимания.

— Так то женщины.

— Лариска — будущая женщина. Значит, тоже любит. Можешь не сомневаться. Дари смело.

— А ты? — спросил он.

— Что — я?

— Ты Ирке Шуваловой будешь дарить?

— Не решил ещё. Мы, понимаешь, слегка поссорились. То есть, не то чтобы поссорились… Не знаю, в общем. Скорее всего, нет. Только маме и сестре.

— О как, — уважительно качнул головой Тимак. — Поссорились они. Тут ещё и дружить не начали, а уже коленки трясутся.

— Смелость города берёт, как говорил великий русский полководец Александр Васильевич Суворов. Слыхал?

— Слыхал, — вздохнул Сашка.