Чужак из ниоткуда

Очередная дверца в памяти Серёжи Ермолова открылась, и я увидел, кто такой Гуня. Точнее, Гунька. Литературный персонаж. Лучший друг Незнайки из книжки Николая Носова «Приключения Незнайки и его друзей». Гунька дружил с малышками, что категорически не нравилось Незнайке. Из-за этого они даже однажды поссорились.

Понятно. Значит, Серёжа Ермолов, дружит с малышками. Точнее, с девочками. Что для его возраста необычно. Причём необычно и на Земле, и на Гараде.

Я вспомнил наш интернат с раздельным обучением девочек и мальчиков вплоть до четырнадцати лет по земному счёту. А также горячие споры, которые кипели в обществе по этому поводу лет двадцать назад, — мол, не правильнее ли будет формировать смешанные учебные классы с самого начала обучения, то есть с шести-семи лет?

Традиционалисты тогда победили, и принцип формирования остался прежним — до четырнадцати лет раздельное обучение, затем — общее. На мой взгляд, это правильно. Однако здесь считали иначе. Хотя, как помнит Серёжа Ермолов, так было не всегда, были времена, когда мальчики и девочки в Советском Союзе, а перед этим в Российской империи, обучались раздельно.

Я подошёл к Ирке. Она подняла на меня чёрные глаза, улыбнулась. Я улыбнулся в ответ:

— Привет.

— Привет. Как ты? Хотела навестить тебя в госпитале, мне не разрешили. Сказали… — она замялась.

— Что сказали?

— Сказали, что ты без сознания, в этой… как его… в коме, и тебя нельзя тревожить. А старшая медсестра, она знакомая моей мамы, так вообще сказала, что ты можешь… ну… можешь не выкарабкаться. Зачем ты бросился за этим котёнком? Я чуть с ума не сошла, когда тебя… когда машина тебя сбила.

Её глаза подозрительно заблестели.

— Тихо, тихо, — сказал я. — Спокойно. Видишь же, я живой и здоровый. Врачи ошиблись, и слухи о моём переселении на тот свет преждевременны. Ты домой сейчас?

— Домой, — она кивнула.

— Тогда пошли, провожу.

— Хорошо… Только уговор — никаких котиков! И вообще на дорогу чтобы не выходил. Идём только по тротуару.

— Ладно, ладно, — засмеялся я. — Давай портфель и пошли.

Зачем я пошёл её провожать? Девчонка, только начавшая чудесную трансформацию в женщину, не могла меня увлечь. Увлечь, как мужчину. Но я и не был теперь мужчиной в полном смысле этого слова. Я был мальчишкой с памятью и сознанием мужчины. Не просто мужчины, а мужчины из другого мира, существование которого ещё предстояло доказать. Мужчины ниоткуда. При этом память земного мальчишки тоже никуда не делась и, если честно, я не был до конца уверен в том, что его сознание, его «я» полностью покинуло своё тело.

Нет, никакого раздвоения личности я не ощущал. Никто не стучался в моё сознание с криком: «Пусти, гад, ты занял моё тело!», тут всё было в порядке. Но. Всегда есть «но», верно? А уж в моём фантастическом случае — тем более.

Так что должен был пойти провожать. Как Серёжа Ермолов. Должен. А дальше посмотрим.

Я благополучно довёл Ирку до Полтавских ворот (так назывался южный въезд в Кушку, где сохранились каменные столбы, на которых когда-то были навешаны широкие крепостные ворота). Мы болтали о каких-то пустяках, я старался поддерживать разговор, даже пошутил раз-другой. Уж не знаю, удачно или нет, но Ирка смеялась.

— Всё, — сказала она у ворот, забирая портфель. — Дальше мы вместе не ходим, чтобы мама не заметила.

— Ага, — сказал я. — Мама, конечно, не знает, что мы дружим.

— А мы дружим?

— А разве нет?

— Ну… можно, наверное, и так сказать, — мне показалось, что в её голосе проскользнула нотка разочарования.

Быстро всё-таки взрослеют девочки. Гораздо быстрее, чем мальчики.

Она медлила, словно ждала чего-то.

Ну ладно.

Я шагнул к Ирке, взял ладонями её лицо, поцеловал в край сочных, красиво очерченных губ.

— Ты что? — прошептала она, широко распахнув глаза. — Увидят же…

Оглянулась. Кроме нас, возле ворот никого не было, включая котиков. Ни на той стороне, ни на этой. Даже дорога, выложенная бетонными плитами, пустовала — ни одной машины.

— Пока, — я опустил руки, шагнул назад. — Увидимся в школе.

— Да, конечно, увидимся, — она коснулась пальцами губ. — Серёжа?

— Что?

— Что с тобой? Ты… ты стал совсем другой после… ну, после того, как тебя эта барбухайка афганская сбила. Я чувствую.

— Лучше или хуже? — улыбнулся я.

— Не знаю, — она покачала головой. — Другой. Старше, что ли. И не только. Знаешь… — она помедлила, — давай ты пока не будешь меня провожать.

О как, подумал я, такая маленькая, а уже женщина. Нутром почуяла чужака. Мама не почуяла, сестра тоже, а она почуяла.

— Обиделась, что я тебя поцеловал? Больше не буду, честное слово.

— Нет, не в этом дело. Просто…Просто давай оставим всё это. На какое-то время.

— Не вижу препятствий, — сказал я. — Оставим, значит, оставим.

— Вот опять, — сказала она.

— Что — опять?

— Ты сказал «не вижу препятствий». Раньше ты никогда так не говорил.