Как-то сразу я понял, что многое бы отдал, чтобы увидеть сейчас и маму с сестрой Ленкой. И дедушку с бабушкой! Конечно, и Наташу и даже Кофманов, и моих кушкинских друзей, но это уже немного другое. Папа, мама, сестра, дедушка с бабушкой – это семья, люди, родные мне по крови. Именно так, по крови. Потому что тело, в котором я живу, принадлежит землянину Серёже Ермолову. Да что там, я и есть уже во многом землянин Серёжа Ермолов. Горячая волна в моём сердце – лучшее тому доказательство. Она называется любовь. А выше любви нет ничего.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ. Москва! Новая квартира. Гастрономические интересы. Гужевой транспорт столицы. Телефонный звонок.
Москва мне понравилась сразу.
Она превосходила столицу Гарада Новую Ксаму по размеру и со временем обещала вырасти в гигантский мегаполис, но всё ещё оставалась городом, соразмерным человеку, скажем так. Несмотря на весь свой размах.
Из аэропорта Шереметьево до станции метро Новые Черёмушки, рядом с которой отец получил квартиру, мы доехали минут за сорок, и всю дорогу я не отрывался от окна, разглядывая всё новые и новые виды.
Москва ненавязчиво и даже несколько отстранённо демонстрировала себя, показывая в свете угасающего дня, то широкий проспект; то самую настоящую деревенскую улицу с вишнями и яблонями за деревянными заборами и разлёгшейся в луже хрюшкой; то речную излучину; то высотку со шпилем, пронзающем вечернее небо; то прекрасную, хоть и обшарпанную церковь; то фабричное здание из тёмно-красного кирпича с торчащей рядом такой же трубой; то звенящий на повороте трамвай; то стайку весёлых девушек, смеясь перебегающих дорогу; то зелень парков и скверов; то первые электрические огни, загорающиеся в витринах магазинов и московских окнах.
- Ну что, - спросил отец, поглядывая на меня. – Нравится Москва?
- Да, - честно сказал я. – Очень!
- Лучше Нью-Йорка?
- Да я того Нью-Йорка, считай, и не видел. Два аэропорта и домой.
- А какие города видел? – в голосе папы слышался неподдельный интерес.
- Ну… все не перечислить, пап. Из более-менее крупных – Сент-Луис, Остин, Вашингтон краем зацепил, но быстро оттуда сбежал, Сан-Франциско, конечно.
- Почему конечно?
- Наверное потому, что он мне больше всех понравился.
- Красивее Москвы?
- Пап, он другой совсем! Там населения раз в десять меньше, чем в Москве. Плюс океан и залив. Про возраст я вообще не говорю. Москве сколько лет?
- Год основания – тысяча сто сорок седьмой, - вспомнил папа. - Первое упоминание Москвы в летописях.
- Получается восемьсот двадцать пять, - посчитал я в уме. – Почти тысяча! А Сан-Франциско в город начал превращаться, считай, только в тысяча восемьсот сорок восьмом во времена золотой лихорадки.
- Москва к тому времени несколько раз сгореть успела, - пошутил папа.
- Вот-вот, - сказал я. – США вообще молодая страна.
- Молодая да ранняя, - сказал папа изменившимся тоном.
- Не любишь Америку?
- А за что мне её любить? Я хорошо помню, как фактически в танке ночевал во время Карибского кризиса. А вы с мамой и другими жёнами офицеров и детьми на чемоданах в крытых «Уралах» сидели, ждали отправки в Союз.
- Это в Германии?
- Ну да. Десять лет прошло, а как вчера… Ты-то маленький был, не помнишь, наверное.
- Не помню, - сказал я.
- А Москву помнишь?
Я знал и помнил, что мы уже жили в Москве, когда папа учился в академии бронетанковых войск. Даже помнил, как пошёл здесь в школу и немного наш дом, расположившийся большой буквой «П» рядом со зданием академии. Тогда он казался мне воистину гигантским.
Однако все мои воспоминания о прежней жизни Серёжи Ермолова были нечёткими, смазанными, с трудом пробивающимися в моё нынешнее сознание. Гораздо лучше и яснее я помнил Гарад и жизнь Кемрара Гели. Но не признаваться же в этом родным и близким, м-да.
Тем не менее, что-то я помнил, о чём и рассказал отцу.
- Если хочешь, можем заехать в Лефортово, - предложил он. – Посмотришь на наш бывший дом. На школу. Правда это крюк…
- Давай в следующий раз, пап, - сказал я. - Мы же теперь в Москве надолго. Успею ещё.
- Ну да, извини, не подумал, ты же только с самолёта… Правильно, потом как-нибудь. Едем домой.
Квартиру отец получил на улице Гарибальди, в новом, только что сданном двенадцатиэтажном доме. Как и кушкинская, она была четырёхкомнатной, хотя и несколько уступала той по размерам. Зато планировка, отделка и общий, скажем так, комфорт не шли ни в какое сравнение. Никаких проходных комнат; центральное отопление; газ; горячая вода зимой и летом одним поворотом крана; паркет; застеклённая лоджия; второй этаж.
- Нравится? – с гордостью в голосе осведомился папа, когда я осмотрел кватиру.
- Ещё бы, - искренне сказал я. -Неужели мне не придётся больше топить печи и титан?
- Не придётся. Даже сарая нет, представляешь?
- Сарая-то ладно, - сказал я. – А спать где?
- Пока на раскладушках, - бодро сказал папа. – Мебель-то в Кушке. Потерпим?
– В Америке два месяца в трейлере спал, - сказал я. - А последнюю ночь и вовсе в пещере. Нормально.