В автобусе холодно, окна замерзли, он протопил в инее оконце своей ладошкой и смотрел в него, как в иллюминатор подводной лодки.
У матушки его затрезвонил телефон.
– Должны успеть, – уверила она невидимого нам всем собеседника. – Если не сломаемся.
– Продержимся, – усмехнулась кондукторша. – До аэродрома дотянем.
Автобус вез нас к последней перед большим двухчасовым перерывом электричке. Казалось чудом, что он не разваливается на ходу. Может быть, кондукторша его поддерживала силой своего духа. Ей было весело, тепло и скучно так просто сидеть и молчать. Она спросила мальчика, куда везет его мамаша.
– В кино, – отвечал мальчик.
– На обратном пути расскажешь.
– Если другой автобус будет, не расскажу.
– Другого не будет, только наш на линии. Так что молись, чтобы не сломался.
Автобус вдруг захрипел, снижая скорость, и, резко качнувшись, встал на Ярославке.
– Живы, живы пока, – весело успокоила нас кондукторша.
Автобус отворил со скрипом старые двери. Грузная, заснеженная тетка занесла на ступеньку ногу, вцепилась в поручень и попыталась влезть. Нога у нее соскальзывала. Мама мальчика обеспокоенно взглянула на часы. Один из рыбаков ухватил тетку и втащил.
– У меня пенсионный, – сообщила тетка.
– Всё равно плати, – велела кондукторша. – За перегруз.
Тетка уселась на свободное место и вынула кошелек.
– Сколько?
– Сто рублей. Да ладно, ладно, чего ты, я шучу, не обижайся.
– А я обиделась, – сказала тетка, – бери свою сотню.
– За сотню ты бы и на такси доехала. Не обижайся.
Автобус меж тем уже сворачивал с Ярославки на проселок.
С горки на горку, по мосту через речку идет проселок. К станции.
Электричка еще не подходила.
– Отмены нет, – успокоила нас кассирша из своего окошка. – Опаздывает.
Мальчик стоял на краю платформы и пристально смотрел на лес.
Лес небольшой, исхоженный, но с платформы казалось, что там дебри, непроходимая чаща, сказочная тьма.
– Отойди от края, – велела мальчику мамаша.
Он ее не слышал. Смотрел на лесную чащу, строго сдвинув брови. Ни ветра не было, ни снега, даже машин не слышно.
– Мама, – произнес в этой зимней тишине мальчик, – а я опять старуху видел.
Мать взяла его за плечо и отвела от края.
– Где видел? Там? – Указала на лес.
– Нет. Я из автобуса видел. – Он махнул в сторону проселка.
– Ну и прекрасно, значит, жива.
– Подожди, какую старуху, где? Где конкретно? – Подступила я к мальчику.
– В чем дело? – обеспокоилась мамаша. Она смотрела на меня настороженно.
– Вы простите, но у меня знакомая старуха пропала, где-то в нашем районе, прямо перед новым годом, в последний рабочий день, 29-го. При ней еще такой школьный рюкзак.
– Точно, – обрадовался мальчик, – рюкзак.
– Ее Дарья Сергеевна зовут.
– Нам она по имени не представилась.
И мать мальчика рассказала, как в последний рабочий день старого года, 29 декабря, поздним вечером, проезжая по проселку, подхватили они старуху. Старуха топталась на остановке и ждала, по-видимому, автобус; она не могла знать, что автобус стоит на конечной сломанный.
– Не тот, который нас сегодня привез, другой, который поновее. Мы с той стороны возвращались, из городка, на машине, через переезд, и дальше к Ярославке, домой, это сегодня мы без машины, на машине у нас сегодня папа. Так вот, пожалели мы старуху, притормозили, спросили, куда ей. Она смотрит на нас и молчит. Может, плохо слышит. «Вам куда? В поселок? Забирайтесь, подвезу». Забралась. Витька мой устал, смотрю, глаза у него слипаются, да и меня в сон клонит, день тяжелый был. Я, чтоб сон разогнать, поставила музыку. Едем себе с горки на горку, старуха в окно глядит, я даже не уловила, в какой момент вдруг она рваться стала из машины. Я скорей торможу, дверь ей открываю, старуха из машины вываливается и бегом в лес, а уже совсем темно, между прочим.
– А вы не обратили внимания, у нее одна была рукавица или две?
– Ни одной, – сказал мальчик.
Я попросила номер мобильного и оставила свой – на всякий пожарный. Все-таки они чуть не каждый день ездят той шоссейкой.
Она мне дала визитку. «Алла. Менеджер по продажам».
Я в детстве мечтала, чтобы меня Аллой звали.