Чувства, которые ты вызываешь

– Видишь, хоть ты и можешь дотянуться до головы пальцами ног, только корейцы могут так присесть. Не зря это называется корейским сидением на корточках.

Естественно, так мог делать каждый человек, но мне нравилось дразнить Роуз.

Она усмехнулась.

– Ой, да ладно. Ты все придумываешь.

– Попробуй еще раз.

Роуз присела, но ей пришлось балансировать на подушечках стоп, поэтому от ее задницы до земли оставалось еще сантиметров тридцать, тогда как моя парила в сантиметре. Я видела, как она сосредоточила все усилия, напрягая бедра, стараясь удержаться в неудобной позе.

– Ха! Я нашла то, что не может сделать Роуз Карвер.

На этот раз она не упала.

– Ну, это мы скоро узнаем. – Она посмотрела на свои ноги и продолжила: – А еще я правда не знала, что тебя отстранят.

Я чуть не упала.

– Ты извиняешься?

Она засмеялась и огорошила меня неожиданным ответом:

– Нет, конечно. Тебе кто-нибудь говорил, что постоянно извиняющиеся девушки раздражают?

– Классная шутка.

– И еще… не считай меня глупой. Знаю, ты поэтому ненавидела меня и превратила мою жизнь в сплошной кошмар, – добавила она.

Я пожала плечами, все еще сидя на корточках.

– Ты это заслужила.

– Я восхищаюсь твоей выносливостью.

– Спасибо.

На несколько секунд воцарилась тишина; поднялся порывистый ветер, который заставил Роуз наклониться. Все же она удержалась, и я многозначительно посмотрела на нее.

– Знаешь, после того случая я больше не курила.

Между ее бровями снова пролегла та морщинка, и она покачала головой.

– Глупо, но я сделала это лишь потому, что решила стать бунтаркой. – Я не понимала, зачем говорила это. Словно что-то должно было заполнить пропасть между злостью на кого-то за стукачество и моими неустанными издевками. – За несколько недель до этого родители сильно поругались из-за меня. Насколько ты заметила, они больше не вместе. Мама много путешествует по работе, поэтому папа получил единоличную опеку.

Роуз кивнула.

– Так вот, мама хотела, чтобы я пропустила школу и отправилась с ней путешествовать, а папа психанул. Я очень разозлилась. Хотела быть с мамой, но… не знаю, все равно понимала, что это не лучшее решение. Так вот, курение. Его я могла контролировать.

Деревья вокруг нас заскрипели на ветру.

– Прости, тяжело такое слышать, – сказала через несколько секунд Роуз, робко улыбаясь мне. – Я знаю, что часто извиняюсь. Но, может, это не так уж плохо? Так часто делают девушки, и, наверное, это считается чем-то неправильным, но ведь благодаря этому мир остается человечным.

Ого. Я кивнула.

– Да. Это не всегда плохо. И… спасибо. Наверное.

Стоянку затопил свет фар.

– Рози! Прости, милая, у Джесси сбежала змея! – прокричала в водительское окно роскошного внедорожника мама Роуз.

Та изящно подскочила, хотя чуть не свалилась при этом.

– О господи, мистер Пицца пропал? – закричала она. – Вы его нашли?

Мама помахала рукой в окно.

– Типа того.

Ничего себе. Я тоже встала.

– Что ж… увидимся.

– Ты куда? – удивилась Роуз.

Я осмотрелась.

– Домой, вроде как.

– Мы можем подвезти тебя, – натянуто предложила она; автомобильные фары, светившие сзади, превратили ее фигуру в размытый силуэт.

– Я живу в шести кварталах отсюда, все нормально.

Она пожала плечами.

– Ладно, но не говори, что я тебя не предупреждала.

Эм, не слишком ли зловеще? Я знала эту дорогу и была уверена, что со мной ничего не случится. Но когда проходила мимо машины, миссис Карвер нажала на клаксон, и я едва не подскочила. Мама Роуз снова высунула голову в окно.

– Залезай в машину, Клэра!

Я подошла и запрыгнула на заднее сиденье.

Когда я вошла в квартиру, меня встретили папины ноги – босые и лежащие на подлокотнике. Все остальное его тело спряталось по флисовым одеялом с символикой «Лос-Анджелес Гэлакси»[12]; торчали лишь руки и телефон. Рядом с ним лежал комок – очевидно, Фло.

Я захлопнула дверь, отчего та замяукала, а настенные часы из магазина, где все продается за доллар, задребезжали. Они были оранжевыми, пластмассовыми и невероятно уродливыми, но папа их очень любил. Я понимала, что это лишь из-за их уродливости. Отец словно ощущал больную необходимость холить и лелеять отвергнутые и нежеланные вещи. Мы уже стояли на кассе, когда он заметил их в корзине для распродажи. Если непонятно, то корзина для распродажи в магазине, где все продается за доллар – самые сливки грусти.

Милая из нас парочка.

– Как моя дорогая дочка? – подал он голос, не меняя позы и даже не удосужившись поднять голову.

– Замечательно. – Я достала из морозилки упаковку с мятным мороженым, посыпанным шоколадной крошкой. Его оставалось совсем немного, на дне, а сверху десерт покрывал приличный слой льда. – Пап! Ты можешь хотя бы раз проследить за наличием дома мороженого? – спросила я, соскребая остатки в раковину.

– Ты разговариваешь со мной только для того, чтобы накричать на меня?

Вода из нашего дурацкого крана текла тонким ручейком, колеблемая ветром, и мне пришлось долго отмывать коробку, чтобы потом выкинуть ее в мусорку.

– Да, ты это заслужил.

Папа сел и посмотрел на меня, положив руки на согнутые колени.

– Все прошло так ужасно, как я и ожидал?