Чувства и вещи

Ни в одном другом виде искусства духовная и нравственная жизнь народа не отражалась так глубоко и полно, как в живописи. Что скажут потомки о нашей жизни, глядя на картины наших художников?..

Любить прекрасно, но страшновато, если у человека нет за душой ничего, кроме любви к женщине.

Доверчивость к людям – одно из выражений уверенности в себе. Больше всего недоверчивости у людей неуверенных.

Сказка – высшее бытие факта.

И все же нет ничего ужаснее, безнадежнее трагедии всякой реализации.

Может быть, самая интересная жизнь – жизнь не-замечательных людей. В будущем создадут серию ЖНЛ. Жизнь Незамечательных Людей. И вот когда в этой серии начнут выходить том за томом, мы и поймем, что людей незамечательных нет.

Может быть, увлечение искусством для тебя форма бегства от жизни? Не надо в таком случае ни Рафаэля, ни Рембрандта!

Послесловие

Ирина Богат

Папа родился 16 июля 1923 года в Киеве. Его мать, Вера Львовна, происходила из богатой семьи, ее отец был банкиром и настоятелем синагоги. Отец папы, Михаил Семенович, был из рабочих, он вступил в партию в 1917 году; и потому папа всегда писал в анкетах, что он «из семьи старого большевика». Михаил Семенович был невероятно способным, в годы индустриализации успешно работал на разных ответственных постах, был большой шишкой в «Котле и турбине». То есть типа Сечина. Так что семья имела солидный паек и разные другие роскоши. В Гражданскую войну он воевал в Конной армии Буденного. А в 1935 году в возрасте сорока лет скоропостижно умер от рака крови. Его брат, отсидевший десять лет в лагерях, позже обнаружил в архиве КГБ ордер на его арест, выписанный в том же 1935 году. Так что даже хорошо, что дед успел умереть своей смертью.

Мама Евгения Михайловича вдовой была недолго, она вышла замуж за заместителя своего покойного мужа, звали его Николай Петрович Кацинский, он был крупным специалистом в области электрификации и энергетики. Когда папа был совсем маленьким, семья переехала в Ленинград, а вскоре и в Москву. В Москве папа и окончил школу, а сразу после окончания попал в страшную аварию на велосипеде. Из-за травм его освободили от военной службы, и бабушка увезла его в эвакуацию в Свердловск. В 1944 году он окончил факультет журналистики Уральского университета, и тогда же по распределению был послан в Северную Осетию, где несколько лет проработал ответственным секретарем «Осетинской правды». После войны вернулся в Москву. Тогда в стране начиналась борьба с «космополитами», и с работой все складывалось плохо. Он работал в многотиражках, на строительстве Московского Университета, в «Строительной газете», внештатно в «Вечерней Москве», а в 1957 году пришел на работу в только что организованную газету Московской области «Ленинское знамя», сначала заместителем ответственного секретаря, потом – редактором строительного отдела. В 1964 году папа пришел в «Литературную газету», куда брали евреев почти без ограничений – сначала редактором отдела коммунистического воспитания, потом – обозревателем «ЛГ». Он умер 16 мая 1985 года в возрасте 61 года. Его погубила ложь. «Можно понять хирурга и даже посочувствовать ему, когда анатомические аномалии или особенности рождают неожиданные ситуации, разрешить которые ему не по силам. Но ведь тут неработа была выдана за работу. Ошибки были утаены, истина скрыта. Убил обман – были упущены бесценные дни, часы, минуты, когда высокое искусство хирургов могло отвести, отвратить катастрофический исход» – писал он в «Балладе о часах» совсем про другую историю. Но оказалось – про себя.

Папа жил в двух мирах, в двух реальностях, потому что второй мир – мир эпохи Возрождения, Леонардо, Рембрандта – был для него так же реален и осязаем почти физически, как и мир советских судов, колоний, тюрем; ведь в этом другом мире он чувствовал себя более комфортно, более свободным. Там человеческие страсти, поиски истины, великие достижения… А что было в первом? Папа был энциклопедически образованным человеком и то, что его интересовало, он постигал глубинно, до самых оснований. Это в одинаковой мере касалось и эпохи Возрождения, и судьбы отдельного человека, которому он пытался в ту минуту помочь. Без этой второй реальности он не мог бы делать того, что он делал в первой.

«От нас ушел читатель Богата» – сказал после папиного ухода на одной из летучек его друг Александр Агранович. Да, этот читатель ушел и не вернулся. Потому что возвращаться было не к кому. Папа ощущал человеческую боль как свою собственную, он именно со-страдал, но сострадал действенно. И люди, которые к нему обращались, это чувствовали. Он был очень одинок в вообще-то совершенно чуждом ему окружении. Когда один из читателей написал мне с возмущением, что в «Литературной газете» на стене с фотографиями тех, кто там работал, нет папиной, я не удивилась, потому что это очень символично.