Чушь собачья

Представленный бонной классу, Ратмир позволил детям сесть, сам же, оставшись на ногах, приветливо оглядел весь выводок. Один к одному: подвижные, смышлёные, в меру упитанные. За исключением двух оболтусов на последнем ряду. Оба покрупнее прочих, долговязые, рукастые, нескладные. О таких в народе говорят — «щенок о пяти ног».

Лада восседала на второй парте — надменная, как медалистка на мундиале. Иногда лишь снисходила до пояснений шёпотом.

— Учителя, вероятно, не раз говорили вам о том, что вы живёте в самой свободной стране, — с подкупающей простотой начал Ратмир. — Для вас это уже наверняка стало скучной расхожей истиной. А я вот помню ещё времена произвола, когда людям, представьте, запрещали работать собаками. Сейчас трудно в это поверить, но тогда, стоило кому-нибудь тявкнуть (я уже не говорю о том, чтобы стать на четвереньки и завыть), его отправляли в психушку. Там ему ставили диагноз: цинантроп. То есть сумасшедший, которому кажется, что он — собака…

Ратмиру самому нравилось, как гладко и округло выпекается у него за фразой фраза. Он выдержал паузу и продолжал:

— Только что, на перемене, я наблюдал за тем, как малышня с лаем гоняет по коридору на четырёх. И, знаете, завидовал… Когда я был школьником, за такие проделки запросто могли упечь в интернат для дефективных. Я не шучу! Но наконец народ не выдержал и, образно говоря, порвал цепь. Тирания была свергнута. Суслов обрёл независимость, то есть освободился от Баклужино, Сызново, Лыцка и прочих своих бывших районов. Сами районы, правда, называют это крушением колониальной системы, но тут они… как бы помягче выразиться…

— Брешут! — в восторге выпалил кто-то.

Ратмир улыбнулся. Дина Григорьевна, напротив, нахмурилась и чуть подалась вперёд, высматривая, кто это там без команды подал голос.

— Преувеличивают, — мягко поправил Ратмир. — Но суть не в этом. Главное, что сусловчане в результате завоевали все мыслимые права, в том числе и право на собачью жизнь. Однако возникает вопрос… — он вновь приостановился, оглядел серьёзные внимательные мордочки. — Почему именно собаки? Есть же ведь и другие домашние питомцы: канарейки… бурундучки…

Вкрадчиво произнесённая фраза была заготовлена заранее и сработала безотказно. Класс обезумел. Хохотали с завизгом. Мысль о том, что кто-то может работать бурундучком, показалась нестерпимо смешной. Толстячок на передней парте раздвинул щёки, округлил глазёнки и, втянув голову в плечи, мелко застриг выставленными напоказ передними зубами. Получилось довольно похоже.

Чувствуя, что овладел аудиторией, Ратмир покосился на строгий и, как сказали бы в девятнадцатом веке, длинночутоватый профиль Дины Григорьевны. Кажется, та была довольна.

— Собака, — переждав заливистый ребячий смех, проникновенно пояснил он, — не просто первое животное, приручённое человеком. Рискну сказать, что собака — лучшее из человеческих творений. Вы спросите: «А как же ракеты? Компьютеры?» Да, конечно. Ракеты. Компьютеры. Но они ведь, согласитесь, не живые. Бездушные. А в собаке человек хотел видеть не просто помощника, он хотел видеть прежде всего друга и поэтому стремился вложить в неё всё лучшее, что было — или чего не было — в нём самом: верность, преданность, честность… — Ратмир насупился, крякнул и зачем-то огладил оттопыренный правый карман джинсов.

— А кошкой работать можно? — прозвенел жалобный голосочек.

— Руку, руку поднимать надо, если хочешь спросить! — немедленно одёрнула Дина Григорьевна.

Слово «кошка» Ратмира покоробило, но внешне на нём это не отразилось никак.

— Нет, — несколько отрывисто ответил он. — Кошкой работать нельзя. Это животное лишено понятия дисциплины, оно по природе своей не может ни служить, ни работать… Поймите меня правильно: лично я ничего против них не имею. Экстремалы наподобие булгаковского Шарикова с их незабвенным «душили-душили» симпатии у меня не вызывали и не вызывают. Да, я преследую кошку, но исключительно из охотничьего азарта. Без азарта в нашем ремесле — запомните это накрепко! — вообще ничего не достигнешь. Как, наверное, и во всяком другом… Взять исследователя или ещё лучше — следователя. Вот он раскручивает уголовное дело, реализует, так сказать, свой охотничий инстинкт. И конечная цель его — отправить виновного за решётку. Дальше он теряет к нему интерес — во всяком случае, до следующего преступления. А моя задача — загнать кошку на дерево. Что с ней будет дальше — уже её забота… Но я даже не о том. Кошка — это совершенно иная, а самое главное, чуждая нам психология. Не могу не вспомнить мой любимый анекдот. Старый-престарый…

Заскучавшие было детишки встрепенулись, уставились, предвкушая. Дина Григорьевна занервничала, тревожно повела длинным хрящеватым носом. Лада почему-то сидела, надув губёшки.

— А анекдот такой. Пёс лежит, думает: «Хозяин меня кормит, поит, лечит… Наверное, он — Бог». Кот лежит и думает: «Хозяин меня кормит, поит, лечит… Наверное, я — Бог…»

Снова засмеялись: бонна — с облегчением, детишки — несколько разочарованно. Лада не засмеялась вообще. Ратмир повысил голос: