Чумные псы

Но как сквозь волнующийся туман угадывается неподвижное дерево, так и Надоеда сквозь мерцающий звук продолжал слышать голос незнакомца, властно и по-доброму подзывавший его. Терьер вдруг понял, что этот голос был голосом Смерти, Смерти, которая и сама обречена умереть — которая уже умирала — и которая поэтому не будет слишком жестокой к маленькому псу. Здесь, в этом месте, стерлась разница между отнимающим жизнь — и тем, у кого она будет отнята. Надоеда осознал, что и сам несет смерть — несет как дар, который будет торжественно вручен и с благодарностью принят.

Он сделал еще несколько шагов, осознанно входя в затягивающую воронку крика и плача, и звон в его голове стал еще одним голосом во вселенском жалобном хоре. Надоеда медленно шел вперед, и воронка вытягивалась и заострялась, пока наконец не превратилась в стрелу и не пронзила его острием песни. Он выдернул из себя эту стрелу и послушно понес — так, как нес песню ветра-великана на склоне холма.

Клубятся призраки в ночи
От Вавилона до Варшавы.
И огонек слепой свечи
Зовет избегнувших расправы.
Я — просто пес… Я лишь могу
Искать украденное счастье.
Хозяин, где ты? Я бегу
К тебе сквозь пули и ненастье…

Надоеда подошел вплотную к машине. Как он и надеялся, человек нагнулся, чтобы его погладить. Затем, пропустив ладонь под челюсть, заставил поднять голову, ласково почесал за ушами и присмотрелся к ошейнику. Все это время он спокойным тоном что-то говорил терьеру. Тот с некоторым недоумением обнаружил, что вовсю виляет хвостом и лижет пальцы, пахнущие лавандовым мылом. Потом человек открыл заднюю дверцу машины и похлопал по сиденью, — залезай, мол. Он стоял наклонившись, и сдвоенные пластиковые бутылочки болтались в воздухе, свисая на ремешке с его шеи. Человек не пытался затащить Надоеду внутрь, он лишь приглашал его — доброжелательно и спокойно.

Фокстерьер неловко забрался в машину и уселся на сиденье, уловив почти позабытые запахи бензина и масла, искусственной кожи и жидкости для мытья стекол. Окончательно погрузившись в транс, что накатил на него на дороге, он уже не замечал ветра и солнечного света снаружи, не видел взмаха крыльев зяблика в ветках белого клена, не слышал журчания Даддона. Он как будто сидел внутри колодезного ведра, прислушиваясь к отзвукам эха, доносящимся из земной глубины.

Мистер Эфраим взял ружье за ствол, прислонил прикладом вниз к открытой задней дверце машины и потянулся к предохранителю. Как раз в этот миг терьер случайно увидел в зеркале заднего вида отражение человека, шагавшего вниз по склону. Это был седовласый пожилой мужчина с тростью, в старом твидовом пальто и желтом шарфе. Надоеда залился громким лаем и рванулся из машины. От неожиданности мистер Эфраим дернул к себе ружейное дуло. Надоеда что было сил проталкивался наружу. Передняя лапа терьера зацепилась за рукав куртки, а другая оказалась на спусковом крючке. Раздался чудовищный грохот — и Надоеда полетел наземь вместе с двустволкой. Мгновением позже мистер Эфраим молча осел, наполовину свесившись внутрь салона. Его лицо было залито кровью.

Вскоре к воротам подбежала фермерша, с рук которой текла мыльная пена. К тому времени Надоеда, завывая от ужаса, успел проскочить мост и умчаться ярдов на двести вверх по продуваемому ветром склону Хард-Нотта. Поджав хвост, вытаращив глаза, он мчался так, словно удирал из преисподней.

После этого-то и началось самое скверное.

Вспышка V

«А что, — думал Рауф, — одному, пожалуй, вроде как даже и проще…»

Второй раз за неполные сутки он пересекал Даннердейл.

«Хватит уже прятаться по углам и шарахаться от каждого звука. Я найду Надоеду, где бы тот ни был. И домой его отведу… если только он еще жив. И я пойду кратчайшим путем, хотя бы меня там десять раз обнаружили. Не ровен час, он там в беду попал или бродит кругами в одном из своих припадков… А если кто-нибудь, будь то человек или зверь, вздумает остановить меня, — пожалеет!»

Однако все это время его мысли упорно избегали одного вопроса. Так пес держится на расстоянии броска от человека, держащего в руке камень. И вопрос этот звучал так: а что теперь будет с ними обоими без лиса?

Они расстались, не сказав друг другу ни слова. Рауф просто ушел, а лис остался лежать в зарослях вереска, положив подбородок на переднюю лапу и насмешливо глядя ему вслед. Так, может, было даже и лучше, потому что малейшая подначка заставила бы Рауфа вернуться и задать ему хорошую трепку.