Надоеда и Рауф не знали, что это место называлось Медной долиной. Когда-то в ней добывали руду, но месторождение давно истощилось, и теперь здесь промышляли лишь мелкие добытчики гравия и вообще все, кому требовалась машина земли из отвалов и кому не лень было пригнать сюда грузовик. Как раз такие люди и возились здесь в это субботнее утро. Общий вид Медной долины являл собой типичную картину заброшенного карьера. Грязь, брошенная ржавая техника, изрытый во всех направлениях грунт… сущая мерзость запустения! Ко всему прочему, нагую рану земли во множестве пересекали похожие на мельничные ручьи канавы с бегущей водой, природные и искусственные. Вода стекала с крутых каменистых уступов, устремляясь вниз — туда, где на склонах виднелись непотревоженные валуны с уцепившимися за них кустами. Оттуда слабо тянуло мхом и живой зеленью, но эти запахи заглушала техногенная вонь брошенной выработки.
Псы некоторое время молча созерцали эту картину.
— Это все объясняет, — произнес наконец Надоеда.
Рауф почесал задней лапой за ухом и принялся беспокойно скрести землю.
— Это все объясняет, Рауф, разве ты сам не видишь? — повторил терьер. — Вот как они все переделывают. Они только что утащили отсюда улицы и дома и собираются навалить большие камни. А потом укладывать землю с травой. Закончат здесь — и, наверно, спустятся ниже, к тем домам, откуда мы с тобой только что пришли. Уберут их и нагромоздят на их месте скалы. Вот бы еще знать зачем? Особенно если те дома принадлежат белым халатам… Не пойму. Смысла не вижу. И по ветру этого не учуешь. — Надоеда вздрогнул и лег на землю.
— По ветру? В этом мире вообще ничего не учуешь, — пробурчал Рауф.
— Наверно, здешние люди тоже неправильные, — с сожалением констатировал Надоеда. — По мне, на хозяев они не очень-то похожи. И все равно, я бы сделал попытку… Что нам еще остается?
Оставив Рауфа изучать едко пахнувших рыжих муравьев, суетившихся вокруг своего жилища, фокстерьер быстро перебежал бывший карьер, одолел, поднимая брызги, с дюжину больших луж, собравшихся между грудами сланца, и, виляя хвостом, приблизился к водителю грузовика, который задумчиво пинал переднее колесо. Когда человек заметил его, Надоеда в нерешительности остановился, готовый в любой момент дать деру.
Шофер выпрямил спину и крикнул через капот человеку в желтой каске:
— Эй, Джек, ты видел этого пса? Чей он, не в курсе?
— Нет, — отозвался тот. — Тут никто с собаками не гуляет. Не то место… Эй, а что это у него на голове?
— А я почем знаю? А ну, брысь отсюда! Пошел, говорю! — И водитель грузовика схватил камень.
Надоеда кинулся прочь. Брошенный ему вслед камень пролетел мимо, и шофер снова принялся пинать колесо.
Рауф оторвался от задумчивого созерцания муравейника.
— Ну и как оно?
— Он пинал свой грузовик, — сообщил Надоеда. — Он уже был сердит, когда я подошел. Я понял это по запаху…
— Наверно, они силой заставляют грузовики бегать туда-сюда, — заключил Рауф. — Привязывают к ним проводочки, заставляют глотать стеклянные штуки и все такое. Помнишь, старина Кифф рассказывал, как к нему присоединяли проводочки, чтобы заставить его прыгать?
— Ну да, они обвязывали ему тряпочкой лапу и туго надували ее из такого резинового шарика. Нам с тобой снова попались неправильные люди, приятель.
— Все люди такие.
— Ладно, — обиженно согласился Надоеда. — Признаю, я был неправ. Только ты не думай, я вовсе не сдался. Надо просто пойти поискать других людей, вот и все.
— Куда идти-то?
— Я не знаю. Да хоть вон на ту горку! По крайней мере окажемся подальше от города белых халатов…
Они пересекли старый карьер, миновали заброшенный хостел, перебрались через мельничный ручей, потом — через ручей Леверс-Уотер и начали подъем. Идя против течения ручья Лоу-Уотер, они постепенно достигли пустынных восточных склонов Конистонской гряды. Ветер между тем посвежел, так что вересковые поросли начали тонко посвистывать. Облака временами закрывали солнце, уже близившееся к полуденной черте. Тени туч бежали по склонам, обгоняя даже ласточек. Между камнями, испещрившими пустошь, не было заметно никакого движения. Собаки поднимались все выше, то останавливаясь передохнуть, то отвлекаясь на какой-нибудь запах. Время от времени, пересекая складку холма или огибая крупный валун, они вспугивали мирно пасшуюся овцу. Та испуганно удирала, и Рауф с Надоедой всякий раз гнались за ней ярдов сорок-пятьдесят, громко лая и порываясь цапнуть за заднюю ногу, пока не теряли к ней интереса или не отвлекались на какой-нибудь другой запах. Раз они увидели, как сарыч, круживший неподалеку, вдруг сложил крылья и камнем упал в гущу травы. Там заверещало какое-то мелкое животное, но, прежде чем псы подбежали, сарыч взмыл обратно в небо, и ни в клюве, ни в когтях у него не было видно добычи. Рауф проследил за тем, как птица развернулась по ветру и заскользила прочь, исчезая вдали.
— Лучше, — сказал он, — здесь спать не укладываться…
— На открытом месте точно не надо, — согласился терьер. — А то тебя цап-царап! — и не трудись открывать глаза, их тебе все равно уже выклевали…