Предаваясь воспоминаниям, колагасы одновременно следил за тем, как Пакизе-султан храбро, хоть и цепляясь за руку супруга, спускается по трапу в лодку, и размышлял о том, что толпа, пыль и шум на набережной могут обеспокоить ее высочество. В прежние годы, бывало, некоторые нахальные мальчишки, завидев на берегу европейского путешественника или богатого араба, принимались паясничать перед ними в надежде выклянчить денег. Они тоже могли доставить принцессе неудобство. Однако, когда лодка приблизилась к причалу, колагасы заметил, что на набережной наведен небывалый порядок, и понял, что власти вилайета, проявив особое уважение к родственнице султана, подготовили для нее торжественную встречу.
Губернатор Сами-паша уже три года как не покидал Мингер, однако благодаря газетам и время от времени заглядывающим на остров удачливым друзьям был в курсе стамбульских слухов и сплетен и всегда узнавал, пусть и с запозданием, какой паша из-за той или иной оплошки попал в опалу; какому министру и как удалось завоевать расположение Абдул-Хамида; за чьего сына его величество собирается выдать очередную свою дочь, которой пришло время выходить замуж; какие страхи и подозрения одолевают султана в последнее время и кого в какую страну назначили послом. Вот и о том, что месяц назад Абдул-Хамид выдал трех дочерей своего старшего брата – «лишившегося рассудка» и отрешенного от власти султана Мурада V – за людей, не занимающих никаких важных постов, Сами-паша тоже слышал и читал опубликованные в газетах официальные сообщения на сей счет. Дошло до его сведения и то, что супруг младшей из сестер – талантливый врач-эпидемиолог.
Дабы устроить первой в истории дочери султана (пусть и бывшего), которая выехала за пределы Стамбула, достойную ее титула торжественную встречу, Сами-паша велел начальнику гарнизона отправить на набережную военный оркестр. Офицеры на острове были по большей части людьми необразованными, а то и неграмотными, выслужившимися из рядовых. После нашумевшего Восстания на паломничьей барже, которое вспыхнуло в результате неудачной попытки введения карантинных мер, Абдул-Хамид приказал перебросить на Мингер из Дамаска две роты сирийских солдат, не знающих турецкого. Два года тому назад один молодой капитан, сосланный на остров за дисциплинарный проступок, от скуки решил организовать военный оркестр – как в Стамбуле, только куда скромнее. А когда капитана помиловали и вернули в столицу, Сами-паша, готовившийся в прошлом году отпраздновать двадцать пятую годовщину вступления Абдул-Хамида на престол, велел оркестру продолжать репетиции, прибегнув к помощи преподавателя музыки из греческого лицея по имени Андреас.
Вот потому-то Пакизе-султан и ее супруга при вступлении на землю острова Мингер встретили звуки марша «Меджидийе», сочиненного в честь отца правящего султана. Затем оркестр сыграл марш «Хамидийе», прославляющий самого Абдул-Хамида. От бодрой музыки у всех, кого томил страх перед надвигающейся эпидемией, стало легче на душе. Носильщики, зеваки, привлеченные в гавань пароходным гудком бездельники, наблюдающие церемонию издалека извозчики, лавочники, торговцы, работники почтамта, жители окрестных домов, выглядывающие из окон и с балконов, – все на миг ощутили радость и веселье. Постояльцы гостиниц на набережной и Стамбульском проспекте, европейцы и путешественники, пьющие утренний чай на свежем воздухе, а также некоторые местные богачи в своих особняках, привстав с кресел, пытались сообразить, что означает это внезапное выступление военного оркестра. Тем временем зазвучал третий мотив – веселый военно-морской марш «Бахрийе», сочиненный еще в детском возрасте гениальным музыкантом, шехзаде Бурханеддином-эфенди, которого Абдул-Хамид любил больше других своих сыновей (всего их было восемь) и никогда не отпускал далеко от себя.
После долгих лет тишины и мира в Арказе и на всем острове вот уже два года было неспокойно, и люди устали от постоянных стычек, убийств и дурных предзнаменований – а тут еще и слухи о чуме. Когда заиграла музыка, угрюмые лица христиан и мусульман смягчились, и обнадеженный губернатор Сами-паша истолковал это так, что мингерцы, устрашенные опасным развитием событий, которое, как на других средиземноморских островах Османской империи, грозит перерасти в открытое противостояние между крестом и полумесяцем, отнюдь этого не желают и ждут от властей – и в первую очередь от него, губернатора, – решительных мер, способных восстановить недавние мир и спокойствие.
Сами-паша приветствовал сошедшего на набережную дамата Нури и представился. Губернатор так и не смог определиться, как вести себя с Пакизе-султан, чтобы не возбудить подозрений у Абдул-Хамида. По здравом размышлении он решил сообразовываться с тем, как поведет себя ее муж.