Самым важным было понять, будут ли повышаться уровни стражей с каждым Шагом. Для себя я решил, что если так, рисковать дальше не имеет смысла. Но следующий страж оказался того же уровня, что и Флейгрей, 31-го. Бессловесный каменный голем был иммунен к магии, и от огненной магии сатира толку оказалось мало, как и от способностей Игги. Но у обоих нашлось, чем мне помочь: козлоногий наносил мощнейшие удары копытами, питомец выпускал очереди игл.
Из
Флейгрей сокрушался, что я не могу использовать новую шмотку. Вещь из
Следующие два Шага добавили в мешок
К двадцать второму Шагу однообразные бои засели в печенках, но причин покидать Сокровищницу не было: мобы оставались выше на уровень-три, а босс-страж – на четыре. Мои задранные не по уровню характеристики и навыки помогали преодолевать разницу без затруднений. Тем более при помощи Флейгрея, показавшего себя сильным бойцом: я танковал, он жег противников издали. Все используемые приемы активно прокачивались, и я даже подумал о том, что после Сокровищницы, когда окажусь в Даранте, надо будет навестить наставников по стрельбе из лука и безоружному бою.
К тридцать шестому Шагу мой мешок ломился от «болванок» под каждый слот, включая ювелирку. Попались и реально крутые артефакты, вроде этого:
Конечно, я снова пожалел, что не могу использовать его в Сокровищнице.
Зато прогресс достижения усиливал меня с каждым Шагом. Награды оказались нелинейны: например, после восемнадцатого стража бонус к
Смущал только неуклонно снижающийся объем жизни от дебафа Сокровищницы, а потому все очки характеристик с повышений уровней я вкладывал в
Принудительный выход из Диса, который должен был сработать после полуночи, не состоялся. Пришло сообщение, что «ввиду особых условий игрового процесса» я волен провести в капсуле столько времени, сколько понадобится.
Сорок второй страж оказался рептилоидом из расы рапторов на двух мощных лапах. Стоило ему появиться, я показал запястье. То, что вызвало интерес Флейгрея, могло сработать снова. На каждом Шаге, до драки и во время, я старался заговорить со стражем, обещая помочь выбраться из Сокровищницы, ставшей для него тюрьмой. До рептилоида – тщетно.
– Он тебя не понимает, – проблеял сатир. – Эти ящеры вымерли еще до меня. В его времена на всеобщем не говорили. Дай-ка я попробую.
Сатир, обращаясь к раптору, издал серию гортанных прерывистых звуков. Двухметровый ящер прислушался и с интересом посмотрел на меня, нервно подергивая мощным хвостом. По-птичьи склонил голову в одну сторону, в другую, и снова обратил взор на сатира, после чего из его зубастой пасти вырвался трескучий долгий рык.
– Подойди ближе, у рапторов чертовски хреновое зрение, – посоветовал Флейгрей.
– Что он сказал?
– Посмеялся. Не верит, что Бегемот мог стать твоим покровителем.
Я с опаской приблизился к раптору, не сводя глаз с его вытянутых загибающихся когтей. Верхние конечности ящера развились в полноценные руки, а кистью он удерживал короткое копье с широким зазубренным острием длиной с мою ладонь. Продемонстрировав запястье, я отступил. Раптор что-то проверещал, и его имя пожелтело.
– Он согласен, – перевел сатир. – Сказал, что готов рискнуть ради возможности увидеть, в какую пропасть скатился мир, пока он прозябал здесь, раз Спящий выбрал инициалом такого слабака, как ты. Говоря откровенно, Скиф, я думаю то же самое. Кстати, зубастого зовут Рипта…