Чума

Сижу, соображаю — как бы защитить бойцов из-за навязываемого «длительного пребывания в зоне досягаемости противника». Эффективно и эстетично. Перебираю, ныне существующие или которые вскоре появятся, конструкции. И ничего-то мне не нравится. Не то.

У меня не графья с баронами. Королю целостность морды лица утратить — политическая катастрофа. Он «лицо нации». Вдруг покорябанное… Гридню тоже не сладко, но «шрамы украшают мужчину».

Таранный копейный удар на «Святой Руси» имеет меньшее значение. И уж совсем редкость, чтобы два тяжеловооружённых всадника столкнулись в копейном таране на поле битвы.

«Бой Чолубея с Пересветом»… 14 в. А раньше? — Пустил стрелу, разрубил надвое, ссёк главу, ошеломил булавою… В европейских описаниях постоянно «преломили копья», «ударом копья выбил из седла», «пронзил копьём»… У нас — редко.

У нас обычный противник — лёгкая конница. Мелкие, быстрые, особенно в повороте, лошадки. Конских личин нет, куяки конские — где-то за Алтаем. Длинная тяжелая попона, передник по колено… не здесь.

Здесь — мощные малогабаритные луки, легко перекидываемые от «прямо вперёд» до «прямо назад» по всей левой полуплоскости, пики вместо тяжёлых длинных копий…

У кавалеристов есть специфическое выражение «выиграть левую сторону». Как у парусных моряков — «выиграть ветер». Французы и поляки отмечали, что бывалые казаки перебрасывали пику на левую сторону и вполне уверенно встречали преждевременно обрадовавшегося противника. Рыцарь Высокого Средневековья такое в принципе сделать не может.

Всадники, мгновенно вырастающие в стременах из-за «степной посадки», и тут же проваливающиеся вниз, к лошадиной гриве. Толпа юнцов, дико вопящих, плюющихся — лица открыты, беспорядочно размахивающих своими «мослаками», наскакивающих, с визгом, со всех сторон, заставляя отвлечься, рассеять внимание, вертеться в седле… пока из-за их спин подбирается удалец с составным, реверсивным… И — бронебойным.

Да, это главное. Европейцу достаточно видеть врага «впереди себя на кончике копья», русскому — «со всех сторон на перестрел».

Конь — не ИЛ-2, хвостового стрелка на него не посадишь.

За рыцарем, прикрывая его, в бой идёт куча народа, пешего и конного. Сержанты-серванты, оруженосец-знаменосец…

У гридня хорошо, если за ним в бою следует отрок. Да и то, часть их, «молодших», вооружённых луками, собирают в отдельные боевые группы, оставляя своих «старших» без прикрытия.

Утяжеление доспехов, сужение поля зрения для гридня — недопустимы.

Топфхельмов быть не должно. Уже полумаска с наносником существенно ограничивает обзор. «Шляпа» защищает сверху. Но уши, щёки, затылок… горизонтальный удар, как по тому комиссару… «Голова на тарелке». Не пятиконечная «голова чёрта», как на наших знамёнах, а живого человека. Недавно живого.

Круговая бармица в «тип IV» защищает от режущего удара, но тот же «мослак», любое ударно-дробяще… или колюще-рубящее достаточно сильно… выбитые зубы, сломанные челюсти, перебитые позвонки…

Время перехода воина из лагерного или маршевого состояния в боевое — критично. «А брони везли сзади на телегах». Я про это уже…

Где находиться шлем у рыцаря перед боем? — Нигде. Шлем не у рыцаря — у оруженосца. В последний момент к рыцарю подскакивает мальчик и, трепеща от восторга лицезрения предстоящего героизма и благородства, подаёт шлем.

«Вариант для бедных»: шлем приторочен к седлу. Рыцарь едет — железка звякает. Как котелок на заднице бестолкового пехотинца.

«А котелок по попке бьёт.
А котелок в поход зовёт…
На нары, на нары, на нары».

Мыслительный процесс не прекращался, напоминая мартеновскую печь, в которой общепринятые идеи плавились и трансформировались, чтобы кристаллизоваться в нечто новое. Как в реальном мартене, в расплав в моих мозгов сыпались всякие идейные «лом и обсечки».

В качестве «лома» годились любые события реальности. Дело-то не в событии, дело в поле ассоциаций.

Сижу я, мучаюсь. Как бы «шеломы добрые» для моих зарезателей-протыкателей придумать, а тут приходят «безумные шляпники». С тремя новыми образцами. Эдакое кепи. Меховое. С козырьком, с клапанами на макушке. На пуговичке. Я что-то подобное на Шерлоке Холмсе видел. Конечно, не клетчатое: «Святая Русь», однако, а не «Гордая Шотландия» с её тартаном.

— Тэ-экс. Не, всё путём. Образцы приняты, запускайте в серию. Но… А принесите-ка мне ещё. Ушанок ушастых. Какие у вас есть. И позовите ко мне оружейников-шеломщиков. С Артемием.

«Безумные шляпники» ушли, исподтишка крутя пальцем у виска.

А вы что думали? Одним только шляпникам можно быть психами?

Самый главный псих здесь я. Лишь очень буйные индивидуумы в состоянии выжить после вляпа.

* * *

Это не шутка, а имплементация профессионального наблюдения за пациентами дурки с маниакально-депрессивным синдромом.

Специалисты по мозговым тараканам договорились, наконец, что «маниакальный» и «депрессивный» — две большие разницы. Оба тяжёлые, но каждый по-своему.