Чума

Я проследовал в один из домов почти трупов. Сердце защипало. Я позволил умереть тем, кого мог спасти, чтобы не тратить силы, для того чтобы пытаться спасти тех, кому помочь не могу. Печально, правда. Однако я тут скорее для того, чтобы попытаться спасти тех, кого раньше спасти не мог, обменяв жизни этих людей на информацию. Возможно, то, что я сейчас пойму в своих опытах, уже известно тем, кто делает подобное в замке графа, но возможно, они там что-то упускают. И двигаясь параллельно, мы сможем при сравнении результатов экспериментов найти оптимальное решение. Хладнокровно? Да… Но такова жизнь.

Маг так и не заявился, а я, до самого утра, до самого рассвета, ставил свои эксперименты. Использовал кавалеристов не по назначению — как ассистентов, и ковырялся… ковырялся в телах, трупах и грибах. Саару я уже к полуночи отправил спать одну в соседний дом, слив с неё всю ману, Гархарта за дверь дежурить, а сам продолжал и продолжал.

По началу я торопился, боялся, что у нас мало времени, и над большей половиной даже особо не мудрствовал и не издевался, быстренько ставя свои опыты, и не используя ассистентов. Труп-труп, жив-жив, и не более того. Но к полуночи, у меня кончилась мана, пациенты еще остались, а летучий маг, как видно заблудился в облаке, и не спешил являть свой лик из-за горизонта, одаривая подарками. И я начал экспериментировать по полной.

Пригласил в дом воинов, выдал им бумагу, чтоб записывали мои действия и вели протокол, и приступил к испытаниям. И чем ближе было время к рассвету, чем меньше у меня оставалось подопытных и маны — тем более изощренными становились мои опыты. Последних я уже расчленял, прям живому! И ставил эксперименты на отдельных кусочках тела. И тем черствея я становился, и меня меньше и меньше начинала волновать человеческая жизнь. Тем хладнокровней и расчетливее становились мои действия, хоть и все так же болело сердце.

К утру, я, голодный, злой и не выспавшийся, испачканный всем чем только можно, так ничего путного и не достигнув, пошел сначала отмываться, потом будить свою свиту, и искать свою свиту ушедшею вперед, в сторону «деревни с флагштоком». Деревеньку, в которой мы, нашим коллективным разумом, с подключением сюда и графа Вирмиштайн, с передачей сообщений через его воинов тени, и решили установить основной лагерь исцеления. Куда и было велено гнать всех обнаруженных выживших.

Хоть граф Заулац и может заявиться в эту деревеньку в любой момент, жить постоянно в лесу тоже не вариант, а деревня расположена в стратегически важном для района месте — на пересечении трех дорог. Так что в неё добраться можно сразу с кучи направлений, да и мелких деревушек по лесам вокруг полно. Ну а последним доводом стало то, что пару домов в деревне мы уже очистили, так что спорить я не стал.

И уже в пути к этой злополучной деревне, я наконец-то смог поспать, сидя в седле спокойной кобылки обозника. То еще удовольствие, но я слишком устал, чтобы привередничать.

Глава 20 Лес

— Что это за песня такая… — пробормотал я, неторопливо всплывая из объятий сна, и лыбясь как идиот, наслаждаясь прекрасным голоском, напевающим неизвестную мелодию, на шикарный мотив, исполняемый неизвестной, но наверняка прекрасной, певичкой.

Стоп! Певички? Какие еще певички?! Тут тем немногим женщинам нашего отряда, которым медведь на ухо не наступал, сделал это с горлом! У них не голос, у них БАС! И Саара тоже! У неё конечно приятный голос, но с чувством ритма затык, так что поет она как воробей — чирик-чирик. Мужики уж тем более так тянуть ноты не умеют. Тогда кто это так идеально тянет ноты?

Я огляделся вокруг в поисках владелицы прекрасного голоска, и нашел… пару сотню зомби, на зомби лошадях. Кучу народа! Весь наш отряд! С глазами как у наркоманов в хеца-том поколении, тестирующих новую, заморскую, дурь. Пялящихся куда-то вдаль безумно расширенными глазами и пуская слюни как клиент эвтаназиолога, плетясь неизвестно куда непонятно зачем. А местность то вокруг, не тот «чистый и прекрасный» лес, в котором мы были до этого, и который и должен был продолжаться до самой деревни с плакатом. Топь! Болота! И глушь непролазная! Беда нестерпимая.

Количество валежника просто зашкаливает, делая места непроходимыми даже для чего-то летающего, кроме узкой тропы, по которой и плетется наш отряд. Болотный газ стелиться туканом тут и там, наводя жути до дрожи в поджилках, отчего-то избегая все ту же узкую тропку, по которой растянулся наш отряд на пару километров. На этой же тропке и валежника нет, и даже мха, лишь голые камни, только вот куда она ведет?… Где-то квакают лягушки, и скрипят деревья, кто-то стонет, плачет… и… этот голос… О! Какой прекрасный голос!

— Повелитель? — нарисовалась у меня прямо перед лицом физиономия темной эльфийки, спикировавшей на лошадиную шею откуда-то сбоку и на секунду возвращая меня к реальности из зачарованного мира невообразимо прекрасной мелодии.