Чудовищ нет

И я рассказал. Рассказал «без особенных деталей» – без «мамки», без удара ногой по мертвому уже телу, без обшаривания карманов. Мне самому было жутко, не хотелось верить, что я говорю о том, что реально сделал, а не пересказываю газетную статью или содержание сплошь выдуманного сериала. А Лорка слушала спокойно.

– Не бойся, я никому не скажу, – устало сказала она. Скатала шарик из хлебного мякиша, потом бросила его появившемуся из туалета Захару. Кот подошел, понюхал, укоризненно посмотрел на Лорку («Разве коты такое жрут? Сами извольте кушать!») и побрел прочь, мотая хвостом.

– А зачем пришла?

– Если бы я был трезвый, я, конечно, никогда не задал бы такой вопрос. А сейчас – задал.

– Я хотела с тобой поговорить, Алекс.

– Говори давай…

– Нет, я хотела поговорить с тобой трезвым. С нормальным.

– А я трезвый, нормальный, – уверенно заявил я. – Что еще надо?!

– Никакой ты не трезвый, – сказала Лорка. – Никакой ты не нормальный. Я сейчас уйду, а ты ложись спать. И спи до утра. Понял? До утра спи. Потом поговорим. Голову не забивай всякой ерундой, а то начнешь еще сидеть тут, размышлять. Еще удавишься, не дай бог.

Это было самое последнее, что я помнил из нашей встречи. Проснулся в половине десятого, когда зазвонил будильник. Подскочив на кровати, я потряс головой, отбросил прочь одеяло вместе с Захаром, примостившимся, оказывается, сбоку. Кот возмущенно заорал, выпутываясь из пододеяльника. Самое главное, когда проснулся, – сразу подняться, потому что потом не встанешь. Закопаешься в одеяло, решив, что пять минут ничего не изменят, и уснешь на час-два.

Умываясь, я покачнулся и боднул головой зеркало. Посыпались с полочки зубные щетки и разная мелочь, которая уцелела вчера. Качало, да, но в целом я чувствовал себя омерзительно хорошо. Не тошнило, башка не болела. В самом деле, что ли, молоко помогло? Спасибо Лорке в таком случае… А зачем она, кстати, приходила? И зачем, зачем я рассказал ей про то… про то…

Тут до меня дошло, что я сделал вчера, ноги подогнулись, и я мягко сполз на кафельный пол. Подошел кот, примирительно потерся о колено, залез на ванну и принялся лакать льющуюся из крана воду.

Сейчас бы выпить. И что, все время потом жрать водку? Нет, ни в коем случае. Не хватало в алкоголики податься. Позавтракать и спокойно пойти к Лорке, раз я ей зачем-то нужен. Заодно узнаю, что я там наболтал, – помнил я не все, только сам факт и тему разговора. Может, она мне не поверила? Подумала, что напился, придумал чушь какую-то, что тут необычного?

Стоп, какая Лорка? Пятница же. Школа… Так я ведь уже опоздал. А почему будильник на полдесятого завел? И какой вообще день?

Я сверился с телепрограммой, включил телевизор. Ага, «Симпсонов» нету, стало быть, все же пятница. Значит, школу я задвинул… Ничего не поделаешь, не в первый раз, не в последний раз.

Зазвонил телефон.

– Привет! – крикнул Стасик.

– Здорово, – сказал я.

Сердце колотилось, потому что я ожидал сухих слов: «Алло! Рязанов? Это из милиции…» Хотя зачем им по телефону-то звонить? Они приходят домой. Или возле подъезда берут. В масках, в камуфляже, с коротенькими черными автоматами, похожими на игрушечные.

– Чего на школу забил? Чучундра бесится, аж пар из одного места.

– Скажи, заболел.

Чучундрой звали Елену Ивановну Чуеву, химичку. Еще ее звали «В свете теории электролитической диссоциации», но редко, потому что длинно и неудобно.

– Да тут контрольная. Ладно, пес с ней… А чего Лорка не пришла?

– Откуда ж я знаю?

– А-а… А то я подумал, вдруг она тоже у тебя? И вы вместе на школу забили и барахтаетесь. Чо, я бы с удовольствием – вместо контрольной у Чучундры…

Он заржал, а я даже не обиделся. Чего уж тут обижаться. Вот только я один, никакой Лорки рядом нет…

– Так чего забил-то? А? Напился, может? Я из вестибюля звоню, перемена, не слышно ни хрена… Чего орешь, урод?! – Это уже не мне. – Может, я зайду на обратном пути? – Это уже опять мне. – Пивка могу захватить. Холодненького. Холо-одненького! Прикинь, а?

– Давай. Только перезвони, когда будешь выходить.

– Ага. Давай держись там.

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ ГОД 1880-й

И пусть из нас никто не пьет

За новый, в мир грядущий год.

Идет с закрытым он лицом,

С неведомым добром и злом,

Не разглашая наперед,

Какое знамя он несет.

Я. П. Полонский, 1879 г.

1

Выйдя из вагона, Иван Иванович Рязанов увидал все то, что ожидал увидеть еще в дороге. Маленькое зеленое здание станции, подле зеленый же домик, крашенный явно краденой станционной краскою, вокруг домика в изобилии пыжатся георгины, на заборе – петух, а под забором, как водится, – свинья с поросятками.