— Да, да, вот именно! — Станислаус единым духом осушил кружку пива за здоровье своих братьев по духу — музыкантов. Это были чистейшие волшебники, они гнали через трубы воздух из своих легких, он ударялся о жесть и вибрировал. А человеческое ухо вожделело к этой вибрации воздуха, поджидало ее и вслушивалось; его опьяняло сотрясение воздуха. У обладателей ушей кружилась голова, заволакивало рассудок, они подхватывали себе подобных и носились с ними по залу. Наука все больше завладевала Станислаусом и начинала снимать чары с его восприятия жизни. Под сенокосилкой падали скошенные на лугу его жизни цветы. Его знобило. Он приписал это холодному пиву.
Альбин затерялся в сумятице шаркающих паркетных червей. Пиво в его кружке стояло нетронутым. С кем же в таком случае говорить Станислаусу о возникновении Земли и других планет? Он опрокинул в себя еще одну кружку пива и через некоторое время почувствовал, как легкая веселость тихо смеется во всем его существе.
Музыканты объявили отдых своим легким и пальцам. И в наступившей тишине в дверях зала раздался вдруг петушиный голосок малыша:
— Соленые палочки Папке с пастой экстра! Знаменитые соленые палочки Папке!
Это был рыжий мальчонка. Любители соленых палочек окружили его.
— Давай сюда свои пивные сигары, малец! — крикнул долговязый забулдыга в светло-коричневых брюках и темно-коричневых сапогах военного образца.
— Вы позавчера не заплатили, сударь! — пропищал мальчик, отбегая от горлодера и продолжая нахваливать свой товар: — Паста экстра привозится из заморских стран!
— Прогорклое козье масло! — заблеял длинноногий в военных сапогах и глумливо ухмыльнулся.
Из толпы у буфетной стойки послышался другой детский голосок:
— Папке… Папке… Папке…
Это был мальчик с широким багровым родимым пятном на лице. Рыжий подхватил корзину с шуршащими пакетиками и бросился к своему конкуренту:
— Как ты смеешь продавать здесь? Это мой участок.
— Усердие не знает границ! Так говорит хозяин, и я раньше пришел сюда!
Безработные танцоры обступили боевых петухов. Длинноногий забулдыга наклонился к малышу.
— Правда, что ты торгуешь сушеными собачьими хвостами?
На висках малыша проступили голубые жилки.
— Кто это говорит, господин?
Кто-то толкнул ребенка.
— Хватай его за шиворот!
Маленькие продавцы налетели друг на друга. Корзины затрещали. Малыш снизу ударил головой своего конкурента, и тот упал. Станислаус бросился к месту свалки. Мечты о космических пространствах были забыты. Здесь налетели друг на друга не звезды, а два маленьких человечка, и в каждом из них мог быть заложен будущий мудрец, будущий знаток небесных светил.
— Стой ты, маленькое чудовище!
Станислаус схватил малыша под мышку. Мальчик узнал голос управляющего.
— Он торгует на моем участке, господин Станислаус!
Парнишка с родимым пятном поднял руку к глазам и заплакал, прикрывшись рваным рукавом.
— Чего вмешиваешься? — рявкнул забулдыга в коричневых сапогах и воинственно поплевал себе на руки.
В эту минуту грянул оркестр. Танцующие оттеснили буяна, и он ретировался не солоно хлебавши. Станислаус поднял обе корзины, отвел торговцев солеными палочками к своему столику, купил у них остаток товара и помирил их. И один и другой отпили по его настоянию по глотку пива из его кружки. Дружно, как братья, мальчики пробились сквозь ряды танцующих к выходу.
Станислаус решил заявить хозяину, что не желает больше быть управляющим. Он старался вспомнить, испытывал ли он когда-нибудь такое удовлетворение, как в эту минуту. Разве только когда сочинял стихотворения.
Ему захотелось потанцевать. Неподалеку сидела бледная девушка. Она отнюдь не принадлежала к числу самых соблазнительных, но душа, возможно, была у нее мягка, как мох в лесу.
Он заказал себе четвертую кружку пива, дал кельнеру на чай и предложил ему соленых палочек. Кельнер взял пакетик и поклонился.
— Я знал одного профессора, он был такой, как вы.
— Как наш брат? Как я?
— Он все глядел да глядел, а потом все до крошечки описал.
Станислаусу понравилось, что его сравнили с профессором. Все же, наверное, в нем что-то такое есть, что заставляет всех изумляться. Стойте! Перед вами выдающийся человек! — Это пиво шутило с ним такие шутки.
Ему не пришлось приглашать бледную девушку на танец. На этот раз дамы выбирали кавалеров, и она, семеня ножками, подошла к нему. Она ступала, как голубка, как голубка, которая торопится к рассыпанному зерну. Она остановилась перед Станислаусом и присела в легком реверансе. Всякое недоразумение исключалось: она имела в виду только его.
Он танцевал с горем пополам, но она была скромна.
— Вы словно танго танцуете, а играют, кажется, фокстрот.
Несколько кружек пива развязали Станислаусу язык.
— Я много странствовал по свету, и под эту музыку повсюду танцуют танго.
Он попытался покружиться, как делали другие танцоры. Девушка покорно давала кружить себя так, как ему хотелось.
— Вы, значит, даже за границей побывали?
— Вселенная велика, — сказал Станислаус. — Что наша земля по сравнению с ней!