Чудодей

Когда новый властитель Германии куцеусый Адольф в роковую ночь января 1933 года завоевал сердца обывателей с помощью факельных шествий, а политическую власть — с помощью убийств, бетонщик Отто Роллинг еще некоторое время продолжал встречаться с товарищами, печатал листовки и разбрасывал их с крыш и с фабричных труб. Однажды утром, когда он шел на явку, его схватили. Его выдал предатель. Прощай, жена, не горюй. Прощайте, дети, оставайтесь такими, какими были всегда… Он попал в концлагерь и три года не видел семьи. Ему пришлось копаться в болотах, голодать, стоять навытяжку, подставлять спину под удары и опять голодать. Его хотели сжить со свету. Но это не удалось. Его жизнерадостность, скрываемая под сердитым ворчаньем, была неистребима. Как теплый огонек, светилась она над мглистыми топями и во мраке лагеря согревала души его товарищей.

Когда его отпустили, он сам едва мог поверить этому чуду. На прощанье ему сказали:

— Еще раз попадешься — голова слетит.

Он ответил:

— Каждый делает, что может; мир еще до конца не доделан.

Он ломал себе голову: почему его отпустили, может быть, он чем-нибудь изменил своему делу?

Он опять получил работу — поступил на цементный завод Вайсблата. Старик Вайсблат был христианином и социалистом. Он считал себя христианско-социалистическим немецким фабрикантом. А новый берлинский властелин именовался национал-социалистом и был австрийцем. У старика Вайсблата было с ним мало общего. Фабрика Вайсблата выпускала цементные и бетонные изделия — столбики для заборов, которые возводили вокруг своих садиков и огородов небогатые люди, насадки для дымовых труб и каминные полки. Вайсблат не нуждался в благосклонности рейхсканцлера, он придавал больше значения благосклонности своих рабочих. Он знал их всех, знал и их семьи, называл по именам их детей, приносивших отцам на работу завтрак, танцевал с их женами на фабричных праздниках и свой день рождения каждый год праздновал не только дома, но еще и на фабрике.

Старик Вайсблат был очень наблюдателен. Он издалека различал и людей и предметы. Однажды незастывший цемент случайно растекся по опилкам. Старик заметил, что цемент, смешавшись с опилками, превратился в прочную, легкую, пористую массу, напоминавшую пемзу. И старик Вайсблат понял, что он изобрел пемзобетон. Он взял на него патент. Благодаря наблюдательности владельца фабрика расцвела. Он нанимал новых рабочих. Это он кормил их и, сознавая себя волевым человеком, собирался осчастливить своим пемзобетоном всех каменщиков и все человечество.

Старик наблюдал и за новым рабочим, пемзобетонщиком Отто Роллингом. Про себя он восхищался Роллингом, потому что тот осмелился выступить против австрийца-канцлера. Но в присутствии других рабочих поучал его, что необходимо повиноваться «властям предержащим».

— Одинокой собаке опасно лаять на волков.

— А вы лайте вместе с другими, — ворчал Роллинг, размешивая бетон.

Но старик Вайсблат не мог лаять вместе с другими: у него была фабрика и на нем лежала ответственность за хлеб насущный для многих рабочих семей.

Роллинг относился к старику Вайсблату не лучше, чем ко всем другим предпринимателям, которым он ранее помогал богатеть. А между тем старик заслужил его благодарность. Следуя своим твердым патриархальным принципам, он перехватывал шпиков, которым было поручено следить за Роллингом, и, воздвигая частокол из коньячных бутылок, преграждал полиции доступ во внутренние помещения фабрики. Благодаря этому Роллингу даже удалось вновь установить связи с некоторыми из прежних боевых друзей.

Сын Вайсблата был поэтом; он изредка проходил через сушильный цех, но не замечал рабочих, выбивавших формы, спотыкался о рулоны фанеры и говорил:

— Наступает бетонная эра.

— Вишь расхаживает и сочиняет стишки за наши денежки, — говорил Роллинг, но другие бетонщики шикали на него:

— Заткнись-ка. Наш старик получше других.

— Мир-то еще до конца не доделан, — ворчал Роллинг, но они его не понимали.

Время шло, и однажды старик Вайсблат получил большой заказ. Из-за этого возник спор между ним и пемзобетонщиком Роллингом. Вся фабрика пришла в движение. Многие опытные цементщики должны были вместе со своим инструментом собираться в путь. Им поручалось воздвигнуть огромный неприступный вал на границе с Францией — могучую, великую германскую твердыню. Старик Вайсблат обратился к Роллингу:

— А вы не собираетесь ехать?

— Нет, я не поеду. Вы уж возьмите своего сынка. Он там на целый вал стишков навалит.

Роллингу, пожалуй, не следовало говорить так, потому что он обидел своего хозяина и кормильца.

— Моего сынка? Мне неприятно слышать, что вы потешаетесь над моим, пусть и не совсем удачным сыном.

— Как мне кажется, хозяин, вы все-таки помирились с этим национально-социальным канцлером.

— С кем?

— Вы же будете строить вал для него.

Старик Вайсблат пожал плечами.

— Речь идет об укреплениях, защищающих нас от французов, прошу не забывать этого.