Чудодей

Мастер Папке заболел. И велел позвать Станислауса. Над кроватью хозяина висела большая картина: эльфы, одетые в голубовато-зеленые прозрачные шелка, в легкой лодочке везут куда-то чудовищную груду цветов.

Мастер Папке страдал от болей в пояснице. Он отсчитывал палочки маленьким продавцам и вспотел. Боль пронзила его, когда он хотел разогнуться. В него вонзилась стрела с того света.

— Люди называют это прострел, — сказал он, — а мы, люди науки, говорим — поясничный ревматизм, просто поясничный ревматизм. — Он застонал, попытался сесть в постели и протянул руку Станислаусу. — Вот мое рукопожатие — это знак доверия. Ты был не тем управляющим, о котором я думал, но, может быть, ты станешь тем мастером, о котором я мечтал. Поясничный ревматизм длится восемь дней, в научных кругах это известно. Я читал, что это относится как к южанам, так и к северянам. Ты за эту неделю получишь на три марки и семьдесят пять пфеннигов больше. Но зато все производство будет на тебе, и ответственность на тебя ляжет немалая. Тебе придется заняться изысканной начинкой и вкусовыми качествами моих соленых палочек.

Нет, это ж надо такое! Станислаус с улицы попал в дом к этому мастеру и сразу угодил в доверенные лица, у него от этого голова пошла кругом.

Мастер Папке попросил его запереть дверь спальни.

— В мире полно шпионов и конкурентов, — прошептал он. — Что касается изысканной начинки, то она доставляется из самых что ни на есть дальних стран, даже Индонезия там отчасти представлена. Но как таковая моя начинка — это шедевр мастерского искусства смеси, я сам ее изобрел. Возьми себе это на заметку, а больше я тебе сегодня ничего не скажу о ее составе.

Станислаус узнал о тщательно таимом люке в подвале. Мастер передал ему ключ, теплый от подушки:

— Ты будешь вставать на час раньше остальных, слышишь, мастер?

— Слышу.

— Как только достанешь изысканную начинку из люка, сразу же принесешь мне ключ обратно.

— За мной дело не станет, хозяин.

— Тесто замесишь прежде, чем остальные появятся в пекарне.

— Ну конечно, хозяин.

— Не исключено, что я за эту неделю добавлю тебе целых четыре марки.

Похоже, дело складывалось так, что Станислаусу придется задержаться в этом городе и даже осесть в нем. Этого требовало великое доверие мастера Папке.

На рассвете, когда запахи пекарни еще спят, он с фонарем спустился в подвал, нашел люк, задекорированный тяжелыми ящиками. Это были обитые жестью ящики, в которых, наверное, доставлялись из дальних стран ингредиенты для изысканной начинки.

Доверенный хозяина успел взопреть еще до начала работы. Он поднял крышку люка. Резкий запах ударил ему в лицо. Ему стало жутко. И захотелось захлопнуть дощатую крышку люка. Может, он должен стать соучастником в каком-то ужасном деле?

Он обуздал свою фантазию, зажал нос и начал спускаться по заплесневелым ступеням.

Это был сыр, обыкновенный старый сыр, десятилетней давности. Этот десятикратно сгнивший сыр в запыленных горшках, украшенных красивыми узорами плесени, пребывал в жидком состоянии и переливался всеми цветами радуги. Индия, Индонезия, а может, и Южная Австралия! Господи, спаси и помилуй!

Он наполнил сосуд, служащий меркой, выше предельной черты и потом добавил еще чуточку. Он хотел стать тем мастером, о котором «мечтал» хозяин.

Соленые палочки мастера Станислауса были так хороши, что все пауки в пекарне попрятались по своим затканным паутиной норкам и объявили постный день. Все собаки, пробегавшие мимо пекарни Папке, принюхивались к небу, словно оттуда на них должен был свалиться фарш из мяса живодеров, а потом они поднимали заднюю лапу и окропляли угловой камень в переулке перед входом в пекарню. Прохожие втягивали в себя воздух и спрашивали:

— Надо надеяться, это не к войне?

Мастер Папке, несмотря на свой поясничный ревматизм, ворочался в постели и велел принести ему палочки на пробу. Едва откусив, он тут же выплюнул это в ночной горшок. Только эльфы на картине над постелью спокойно везли в никуда свои цветы, не обращая внимания на земные ароматы.

— Вот, можешь убедиться, что настоящего мастера заменить нельзя, — сказал Папке Станислаусу. На лице мастера отвращение пересилило все остальные чувства. — Я намеревался заплатить тебе больше десяти марок вознаграждения за твои особые заслуги и за тайное участие, а теперь я вынужден буду, строго говоря, удержать твой недельный заработок. Но для тебя это и лучше, может, ты где-нибудь в другом месте научишься ценить доверие мастера.

На это Станислаус не нашел ответа. Но, уходя, он все-таки не поклонился.

Станислаус нашел нового хозяина, нервного и волосатого, ни дать ни взять обсыпанная мукой обезьянка. Он сидел на маленькой скамеечке в оконной нише своей лавки и с неприкрытой завистью смотрел, как в лавку на другой стороне улицы то и дело входят покупатели. Он быстро окинул Станислауса взглядом своих непрерывно мигающих глаз.

— Можешь приступать к работе, можешь приносить пользу. Мое дело нуждается в оживлении.

— Пожалуйста! — только и сказал Станислаус.

Хозяин вскочил со своей табуретки:

— Одно условие!

— Условие?