Чудо. Встреча в поезде

— И ты думал: «Как интересно — а я полгода назад нашел его книгу в поезде».

Бруно поколебался немного.

— Ну, да.

Джерард хмыкнул и опустил глаза, брезгливо улыбаясь.

Бруно вдруг почувствовал себя не в своей тарелке. Когда же это он видел такую улыбку, слышал такое хмыканье? Однажды он солгал отцу, совершенно очевидно солгал и цеплялся за эту ложь — и тогда ему стало стыдно от отцовского хмыканья, от недоверия в его глазах. Бруно вдруг понял, что взгляд его умоляет Джерарда о прощении, и нарочно отвернулся к окну.

— Значит ты звонил в Меткалф, даже не будучи знакомым с Гаем Хейнсом. — Джерард подобрал книгу.

— Я звонил?

— Несколько раз.

— Может, один раз, по пьяни.

— Несколько. О чем ты говорил?

— Об этой чертовой книге!

Если Джерард настолько хорошо его раскусил, он должен знать: такое как раз в его духе.

— Может, позвонил, когда услышал, что его жену убили.

Джерард покачал головой.

— Ты звонил до того, как ее убили.

— Ну так что? Может, и звонил.

— «Ну так что?» Я должен справиться у мистера Хейнса. Очень знаменательно, если иметь в виду твой интерес к преступлениям, что ты не звонил ему после убийства.

— Меня от убийств тошнит! — заорал Бруно.

— О, я верю тебе, Чарли, охотно верю! — Джерард не торопясь вышел из комнаты, спустился в холл и направился к матери.

Бруно принял душ и не спеша, с тщанием оделся. По поводу Мэтта Левина, вспомнилось ему, Джерард был куда более взволнован. Помнится, он лишь дважды звонил в Меткалф из отеля «Да Фонда», где Джерард, видимо, раскопал те счета. Можно будет сказать, что насчет других звонков мать Гая ошиблась, что звонил кто-то другой.

— Чего было нужно Джерарду? — спросил Бруно у матери.

— Ничего особенного. Спрашивал, не знаю ли я твоего друга, Гая Хейнса. — Мать начесывала волосы щеткой, и они стояли дыбом вокруг спокойного, усталого лица. — Это архитектор, да?

— Угу. Я его не очень хорошо знаю. — Бруно прошел по комнате следом за матерью. Она забыла те вырезки в Лос-Анджелесе — так он и предполагал. Слава Богу, он не стал ей напоминать, что знает Гая, когда появилась фотография «Пальмиры»! Где-то в подсознании он всегда полагал, что заставит Гая совершить задуманное.

— Джерард сказал, что ты звонил этому Гаю прошлым летом. В чем там дело?

— Ах, мама, твой Джерард с его дурацкими намеками мне до чертиков надоел!

40

Этим же утром, несколько минут спустя, Гай выходил из чертежной мастерской Хэнсона и Нэппа, такой счастливый, каким не ощущал себя вот уж несколько недель. Фирма приступила к работе над последними чертежами больницы, самыми сложными из всех, какие Гай когда-либо производил; были согласованы последние детали относительно стройматериалов, и рано утром пришла телеграмма от Боба Тричера, заставившая Гая порадоваться за старого друга. Боба включили в консультативный совет по строительству новой дамбы в провинции Альберта — этой работы он добивался последние пять лет.

Пока Гай проходил в двери между длинных, развернутых веером столов, чертежники поднимали головы и смотрели вслед. Гай кивнул на прощание старшему мастеру, и тот расплылся в улыбке. Малая искорка гордости вдруг вспыхнула у Гая в душе. А может, все дело в новом костюме, подумал он: это был всего лишь третий костюм в его жизни. Энн выбрала ткань в серо-синюю клетку. Энн сегодня утром подобрала шерстяной галстук томатного цвета — старый, но любимый галстук. У зеркала между лифтами Гай поправил узел. Выбился седой волос из густой черной брови, которая удивленно приподнялась. Гай пригладил волосы. В первый раз он заметил на себе седину.

Какой-то чертежник выскочил на площадку.

— Мистер Хейнс? Хорошо, что я вас застал. Вас к телефону.

Гай вернулся, надеясь, что это ненадолго: через десять минут он должен был встретиться с Энн и пойти с ней на ленч. Телефон стоял в пустом кабинетике рядом с мастерской.

— Алло, Гай? Слушай, Джерард нашел того Платона… Ага, в Санта-Фе. Теперь, послушай, это ничего не меняет…

Через пять минут Гай снова стоял у лифтов. Он всегда знал, что Платона могут найти. Ничего не изменилось, говорит Бруно. Бруно может ошибаться. А вдруг Бруно уже поймали. Гай сердито отмел эту мысль как совершенно невероятную. Это и было совершенно невероятно — вплоть до сегодняшнего дня.

Выйдя на яркий солнечный свет, Гай вдруг снова вспомнил о новом костюме и в бессильной злобе на самого себя сжал кулаки. «Я нашел книгу в поезде, понял? — втолковывал ему Бруно. — И в Меткалф тебе звонил по поводу книги. Но мы не встречались до декабря…» Столь отрывисто и тревожно Бруно никогда еще не говорил — голос был такой напряженный, так мучительно сдавленный, что Гай с трудом его узнал. Гай принялся раздумывать над историей, которую Бруно сочинил, — так, словно она была чем-то посторонним, существующим независимо от него, вроде образчика ткани, которую ощупываешь, прикидывая, можно ли сшить из нее костюм. Нет, дырок не наблюдалось, но еще неизвестно, долго ли приведется ее носить. Нет, недолго, если кто-нибудь вспомнит, что видел их вместе в поезде. Официант, например, который их обслуживал в купе Бруно.