Чудо

— Извини, Джек. Я не хотел давить на тебя. Ты, наверное, смертельно устал к концу недели. Почему бы тебе завтра не отдохнуть? — предложил Куинн, пытаясь загладить свою оплошность.

Но Джек лишь взглянул на него и покачал головой. Взгляд его выражал печаль и глубокое доверие, и Куинн не мог понять, что происходит. И тут Джек, поставив на стол стакан с вином, выдал Куинну объяснение, к которому тот абсолютно не был готов, и которое застало его врасплох.

— Родители оставили меня в сиротском приюте, когда мне было четыре года, — спокойно сказал Джек. — Я помню мать. По крайней мере, мне кажется, что я ее помню. Отца не помню, но, по-моему, я его боялся. Знаю, что у меня был брат, но его я не помню совсем. Вообще все воспоминания весьма смутные. За мной родители так и не вернулись, так что меня, как говорится, вырастили за счет штата. Сначала меня пытались отдать на воспитание приемным родителям, но меня всегда возвращали назад. Меня нельзя было усыновить, потому что были живы мои родители, а жить всю жизнь в доме приемных родителей, которые не имели права усыновить ребенка, тоже было невозможно. Жить в приюте было совсем неплохо, и там довольно хорошо ко мне относились. Мне позволяли делать то, что я хотел, и я, как мог, помогал другим. Школу терпеть не мог. Я рано сообразил, что если буду хорошо работать в приюте, то мне позволят пропускать занятия в школе, и я этим вовсю пользовался. Я всегда предпочитал компанию взрослых компании своих сверстников. Это позволяло мне чувствовать себя независимым и полезным. К одиннадцати-двенадцати годам я уже почти не ходил в школу. Так продолжалось примерно до пятнадцати лет. А к тому времени я уже знал, что смогу зарабатывать на жизнь плотницким ремеслом. Одна знакомая девчонка помогла мне получить свидетельство об окончании средней школы, и я покинул приют. Это было в штате Висконсин. У меня было отложено немного денег, которые я иногда получал за работу. Я сел в автобус и приехал сюда. С тех пор работаю здесь. Это было двадцать лет назад. Сейчас мне тридцать пять, и я хорошо зарабатываю. Я много работаю и люблю свое дело. Мне нравится помогать людям и работать с такими людьми, как вы. За все эти двадцать лет никто никогда не относился ко мне так хорошо, как вы. — При этих словах у Джека дрогнул голос и у Куинна сердце сжалось от жалости к нему. — Я плотник, Куинн, и плотник хороший. Но я всего лишь плотник. Это все что я умею делать, и плотником останусь. Это все, что я умею делать.

— Я не хотел подгонять тебя, Джек, — осторожно сказал Куинн. — Я восхищаюсь твоей работой. Я бы не смог этого сделать. У тебя настоящий талант находить решения и заставлять все работать.

— Возможно, — печально сказал Джек. — Но вы можете делать многое другое, чего я не умею и никогда не научусь делать.

Просто мне повезло, и я тоже, как и ты, много работал, — сказал Куинн с уважением, которое иногда возникает между двумя профессионалами компетентными каждый в своей области. Куинн Томпсон был легендарной личностью, а Джек Адамс — плотником, хорошим плотником и честным человеком, а Куинну только это от него и было нужно. Но Джек хотел для себя большего, хотя понимал, что никогда не будет этого иметь.

— Вам не просто повезло, — тихо сказал Джек. — Вы умны. Вы образованны. Вы значительно лучше меня и всегда будете лучше. А я могу делать только то, что делаю, — с самоуничижением сказал Джек.

— Если захочешь, ты можешь поступить в колледж, — сказал Куинн. Он увидел в глазах Джека отчаяние, которого ни разу не замечал у него за те месяцы, которые он проработал у Куинна. Джек всегда был бодр и настроен по-деловому. Сейчас он был совсем не таким. Джек открыл ему свою душу и позволил увидеть глубоко спрятанную печаль. Куинну хотелось вселить в него надежду.

— Не могу я поступить в колледж, — оказал Джек, отводя взгляд. Потом, решившись полностью довериться Куинну, взглянул ему прямо в глаза и сказал: — Я почти не умею читать.

Закрыв лицо руками, он заплакал от стыда, который испытывал всю свою жизнь. Куинн беспомощно наблюдал за ним. Потом, не говоря ни слова, протянул руку и прикоснулся к плечу Джека. И когда Джек снова взглянул на него, у Куинна на глазах тоже выступили слезы. Он понимал, что за всю его жизнь никто еще не признавался ему в чем-то столь же важном. Человек, которого он почти не знал, но любил как сына, отважился обнажить перед ним свою душу. Это был дорогой подарок.

— Не имеет значения, — сказал Куинн, не снимая руку с плеча парня, как будто рука поддерживала связь между ними, и он чувствовал эту связь.