Чудесная жизнь Іосифа Бальзамо, графа Каліостро

Толпа бросилась бжать за каретой графа, то крича «да здравствуетъ Каліостро!», то «смерть палачамъ!», потомъ отстала, чтобы громить трактиръ. Черный дождь гулко лился. Каліостро дремалъ въ карет, покачиваясь, держа руку Лоренцы въ своей и всякій разъ, когда пробуждался, удивляясь, зачмъ въ ихъ карет сидитъ Франческо. Дома была приготовлена домашняя встрча графу, и на стол у него лежало письмо отъ Шарлотты Медемъ. Каліостро задумчиво покачалъ его на рук, потомъ пошелъ мыться и переодться.

Въ письм было нсколько строкъ.

— Графъ Каліостро, я вамъ была врна, покуда вы были врны сами себ. Теперь объ этомъ не можетъ быть и рчи. Какъ человка мн васъ жалко и я готова буду сдлать все, что вамъ нужно, но какъ учитель и братъ вы для меня совершенно умерли, и я могу только плакать о васъ и о себ всю свою жизнь. Можетъ-быть, даже хуже, чмъ умерли, потому что человкъ мрака хуже мертваго тла. Забудьте, что я была когда-то вашей ученицей,

Анной-Шарлоттой ф. Медемъ.

6

Вс оправданные, тмъ не мене, должны были покинуть Парижъ какъ можно скоре, тмъ боле, что Марія-Антуанетта, узнавъ о приговор, была взбшена и легко могла найти способъ избавиться отъ непріятныхъ и неудобныхъ для нея людей. Кардиналъ ухалъ въ Овернь, а Каліостро съ Лоренцей отправились вь Лондонъ. Вроятно графу хотлось теперь въ расцвт, какъ ему показалось посл 1-го іюня, своей славы показаться тамъ, гд были его первые шаги, но въ Англіи сейчась же началъ противъ него газетный походъ знаменитый журналистъ Морандъ, говорятъ, подкупленный французскимъ правительствомъ. Каліостро захотлъ отвчать тмъ же оружіемъ и помщалъ статьи, отвты, нападенія, письма и брошюры, гд чувство достоинства замнялось подозрительнымъ краснорчіемъ, а полемика — бранью. Пробывъ меньше году въ Англіи, почти исключительно проведя это время въ борьб съ Морандомъ, такъ что подъ-конецъ это перестало интересовать даже любителей скандаловъ, Каліостро снова переправился на материкъ. Пробывъ нкоторое время въ Базел у Сарразеновъ, онъ направился черезъ Швейцарію въ Римъ, куда давно хотлось графин. По пути Каліостро выбиралъ мста, гд у него оставались врные друзья въ род Сарразеновъ или ліонскаго г. С. Косторъ, или же небольшіе городки, гд онъ лечилъ съ перемнчивымъ счастьемъ, длалъ кое-какія не сохранившіяся предсказанія, да основывалъ «египетскія» ложи. Въ Эонъ встртился съ Казановой, но оба великіе человка другъ другу не понравились. Въ швейцарскомъ городк Освередо они остановились нсколько дольше. Это было въ сентябр 1788 года. Дни стояли солнечные и ясные; изъ оконъ ихъ номера были видны снжныя горы, гд вечеромъ и утромъ горитъ небесная «альпійская роза».

Лоренца встала очень рано и, открывши окно, выставила голову въ свжій прозрачный воздухъ. Почти небыло видно людей, какія-то старухи спшили въ капеллу, звонкій колоколъ которой напоминалъ пастушьи звонки; внизу на озер ловили рыбу, и вода, и горы, и лодки — все было молочно-голубого цвта; кричали птухи, и куры спокойно, еще по-утреннему, кудахтали; пахло парнымъ молокомъ и чуть-чуть сномъ. Изъ нкоторыхъ трубъ поднимался уже дымъ, голубой на голубомъ неб. Хорошо въ такое утро быть проздомъ въ мстности, въ которую никогда не вернешься.

Лоренца не замтила, какъ подошелъкъ ней Каліостро и положилъ руку ей на плечо.

— Ранняя птичка!

— Да. Я теперь и забыла, что значитъ рано вставать.

Оба помолчали, смотря на голубую радость за окномъ.

— Какая простая жизнь, какъ жизнь младенца! — сказалъ задумчиво графъ и вздохнулъ.

— Теб некогда и отдохнуть, Александрь! Завтра вс узнаютъ, что ты пріхалъ, и поплетутся больные, калки, твои масоны и желающіе подачекъ. А ты усталъ, мой милый! Я даже устала, а рдко женщины, особенно такія пустыя, какъ я, устаютъ отъ суеты.

— Мой отдыхъ — длать добро.

Лореица, помолчавъ, спросила:

— Александръ, ничего не случилось?

— Нтъ, что могло случиться?

— Я не знаю, я спрашиваю.

Помолчавъ, она снова спросила:

— Зачмъ около насъ этотъ С. Мауриціо. Онъ — гадъ. Я не брезглива и плохо разбираюсь въ людяхъ, мн не противны мошенники, я даже г-жу дела-Моттъ могу находить милой, но этотъ Франческо, зачмъ онъ съ нами?

— Его же здсь нтъ.

— Да, онъ ждетъ насъ въ Рим, готовитъ тамъ квартиру. Римъ! Это моя родина и потомъ городъ, который нельзя не любить. Но теперь мое чувство какъ-то длится: мн и радостно видть мсто, гд я росла, гд мы съ тобой встртились, и, вмст съ тмъ, будто чье-то черное крыло все покрываетъ. Мн кажется, это отъ Мауриціо. У тебя плохіе слуги! Вителлини, Сакки, по Франческо мрачне всхъ.

— Ты пристрастна къ нему. Просто онъ теб не нравится, вотъ и все. Онъ честный малый.

— Дай Богъ.

Солнце, вставая все выше, позолотило голубой утренній свтъ.

Лоренца опять начала:

— У тебя, Александръ, мало друзей и будетъ еще меньше. У тебя одинъ настоящій другъ, это — я, но какой же я теб другъ. Ты знаешь, я нашего брата, женщинъ, не очень то высоко ставлю, а самое себя вшку хуже многихъ. Курица какая-то!

— Что ты сказала? — разсмявшись, псреспросилъ графъ.

— Курица? Какі я утебя мысли въ голов.

Онъ обнялъ еще разъ Лоренцу и постоялъ молча. Лоренца еще разъ сказала: