Чудесная жизнь Іосифа Бальзамо, графа Каліостро

— Не графъ ли Фениксъ вы въ одно и то же время?

— Да, я иногда называюсь и этимъ именемъ, когда нужно соблюдать особенную тайну. Я думаю, что это не мѣняетъ дѣла.

— О, конечно! Намь писалъ о васъ майоръ Корфъ.

— Изъ Кенигсберга?

— Вы угадали.

Каліостро нахмурился. Г-жа Кайзерлингъ, складывая и раскладывая карты, которыя она держала въ рукѣ, замѣтила про себя:

— Совѣтникъ вѣренъ себѣ, какъ часы!

Каліостро сдержанно, словно съ неохотой, произнесъ:

— Г. Корфъ прекрасный человѣкъ насколько я могу судить…

— Прекрасный, вполнѣ достойный! — съ удареньемъ подтвердилъ Швандеръ. — Но иногда легкомысленно судитъ о нѣкоторыхъ вещахъ и людяхъ, которые вполнѣ заслуживаютъ болѣе серьезнаго и осмотрительнаго отношенія къ нимъ!

— Вы отлично говорите, но я думаю, что въ вещахъ важныхъ именно эта-то осмотрительность и руководитъ всегда майоромъ.

Графъ очевидно начиналъ нриходить въ волненье и даже нѣкоторый гнѣвъ. Осмотрмвшись, онъ говоритъ:

— Меня удивляетъ ваше недовѣріе, госиода. Когда я снабженъ такими письмами отъ обществъ…

— Вы ихъ показывали и въ Кенигсбергѣ?

— Конечно!

— И, однако, они не убѣдили майора!

Каліостро только мигнулъ глазами и продолжалъ:

— Я пріѣзжаю въ дикую и варварскую страну…

— Позвольте, господинъ гость! Не слѣдуетъ порочить тѣхъ людей, которые оказываютъ вамъ гостепріимство. Мы вовсе не такъ дики, какъ вамъ угодно думать: у насъ есть посвященные и общество; кромѣ того, почтенный докторъ Штаркъ уже давно преподаетъ намъ церемоніальную магію.

— Церемоніальная магія! — нетерпѣливо воскликнулъ графъ и обернулся.

На порогѣ стояла Анна-Шарлотта Медемъ, окруженная тѣми же д'ѣтьми. Каліостро быстро подошелъ къ нимъ.

— Тутъ есть какой-нибудь ребенокъ нездѣшній?

— Какъ нездѣшиій? — спросила Шарлотта, — они всѣ изъ Митавы.

— Я хотѣлъ сказать, не изъ этого дома.

— Вотъ маленькій Оскаръ Ховенъ. ему давно пора домой! — отвѣтила дѣвушка, выдвигая впередъ мальчика лѣтъ шести.

— Нѣтъ! — проговорилъ тотъ упираясь.

— Какъ, ты не Оскаръ Ховенъ?

— Не надо домой!

— Пусть онъ останется на полчаса! — сказалъ Каліостро и затѣмъ продолжалъ властно, будто отдавая приказаніе — остальныя дѣти пусть удалятся. Пошлите письмо къ г-жѣ Ховенъ, пусть узнаютъ, что она дѣлала въ семь часовъ, подробно и точно. Здѣсь все свои?

Медемъ молча наклонилъ голову въ знакъ утвержденія.

Заперевъ двери, Каліостро положилъ руки на голову малепькаго Оскара и поднялъ глаза къ пебу, словно въ мысленной молитвѣ. Затѣмъ произнесъ страннымъ голосомъ, совсѣмъ не тѣмъ, что говорилъ до сихъ поръ:

— Дитя мое, вотъ книжка съ картинками, ты увидишь тамъ маму. Говори все, что замѣтишь.

При этомъ онъ обѣ руки сложилъ тетрадкой и помѣстилъ ихъ ладонями къ глазамъ малютки. Тотъ вздыхалъ и молчалъ, его лобъ покрылся испариной. Было такъ тихо, что было слышно, какъ по-трескиваютъ восковыя свѣчи на карточномъ столѣ, и тихоньковорочается собака.

— Говори! — повторилъ Каліостро еле слышно.

— Мама… мама шьетъ, и сестрида Труда шьетъ. Мама уходитъ, кладетъ шитье, подвигаетъ скамеечку подъ диванъ… сестрица одна… ай, ай! Что это съ сестрицей? Какъ она поблѣднѣла… держитъ руку у сердца. Вотъ опять мама, она цѣлуетъ Труду, помогаетъ ей встать… А вотъ пришелъ Фридрихъ… онъ въ шапкѣ… кладетъ ее на сундукъ… обнимаетъ маму… Труда улыбается… Фридрихъ очень красный…

Ребенокъ умолкъ. Всѣ оставались неподвижио на мѣстахъ, часы тикали. Лицо мальчика перестало быть напряженнымъ, и онъ заснулъ спокойно. Въ двери постучали.

Въ письмѣ г-жи Ховенъ было написано: «Въ семь часовъ я шила съ Гертрудой, потомъ вышла по хозяйству. Вернувшись въ комнату, я увидѣла, что съ дочерью сердечный припадокъ, она была страшно блѣдна и рукою держалась за сердце. Я очень испугалась, стала ее цѣловать, стараясь перевести въ спальню. Тутъ совершенно неожиданно для насъ вошелъ Фридрихъ, который вернулся изъ имѣнія раньше срока, и котораго мы считали за десять верстъ отъ Митавы. Дочери стало легче, такъ что она даже стала улыбаться. Тутъ пришелъ вашъ посланный, и вотъ я пишу».

Медемъ читалъ письмо вслухъ. Не успѣлъ онъ его окончить, какъ Шарлотта черезъ всю комнату бросилась къ

Каліостро, смѣясь и плача стала цѣловать ему руки и колѣни, восклицая словно изступленная:

— Дождались, дождались! О, учитель! Какой счастливый день!

— Милое дитя! — нѣжно сказалъ Каліостро, цѣлуя Шарлотту въ лобъ и поднимая ее съ пола.

Графъ Медемъ почтительно подошелъ къ Каліостро и скаэалъ, наклопяя голову:

— Учитель, простите ли вы нашу недовѣрчивость, наше сомнѣніе? Повѣрьте, только желаніе искренняго разсмотрѣнія и добросовѣстность заставили насъ не сразу раскрыть сердца. Дни лукавы, а враговъ у братьевъ не мало.

3