Чуден Днепр

Хорош дом у Ефрема, и светлица хороша. Стены гладко-гладко вымазаны глиной, а поверх глины выбелены, да так ярко, что белизной слепят глаза, добавляют света в комнате. Пол тоже глиняный, чисто выметен, ни соринки не найдешь – никак две женщины в доме! Печь велика, выложена цветными изразцами. По стенам развешаны боевые трофеи – гордость хозяина – оружие, амуниция, сбруя. Окна маленькие, стекла матовые. Иконы в красном углу.

Евдокия нарушила молчание, тихо пропела:

“Ой, черные бровенята, лыхо мини з вами –

Не хочете ночеваты ни ноченьки сами”.

Тоска об ушедшем в поход возлюбленном шепчет и кричит в песнях любой казачки. Евдокия сидит за прялкой и тянет нить, и думает о прожитой с Ефремом жизни, что оставила позади свой серединный перевал, и вилась, как эта самая нить, которая вьется сейчас в руках ее и, слабая, все грозит оборваться. Она подняла глаза на дочь.

Иванка, голубоглазая и светловолосая, тонкая и стройная, юное создание славянской красоты, с любопытством и сочувствием глядела на мать.

– О чем поешь, мама?

– О жизни казацкой пою. Об отце, о себе, – ответила Евдокия, – и о тебе, наверное… – добавила со вздохом.

Иванка потупилась.

– Зачем мужчины воюют, мама? Убивают, рушат. Гордятся этим. Я слышала, что как сотворил бог человека, так стали люди враждовать, и друг друга жизни лишать, и никогда от этого не отступались.

– От кого слышала, дочка?

– Слышала…

– Я всю жизнь гадала, ответа не нашла. У женщин на уме мир и любовь, мужчины войной и славой дышат. Тщета! Нет благ от войны. Мужчины проливают кровь, женщины слезы льют.

– То у нас, у казаков, мама. Есть другое племя. Заместо сабли – книга у них. Вежеством хозяйничают, мудростью богатеют.

– Ты о евреях?

– О них. Мой Иона таков!

– Иона? Твой?

– Ой, вырвалось! – сначала испугалась Иванка, потом осмелела, – мы любим друг друга, мама! – выпалила она, закрыла лицо руками, зарыдала.

– Бедняжка! – воскликнула Евдокия, подошла к дочери, женщины обнялись.

Издалека, из самой степи доносились звуки буйного казацкого пиршества.

“Козаки почули, до лiсу майнули,

Жидiв порубали, Галю врятували.”

– Бедняжка… – повторила Евдокия, крепче обняла дочь.

4

Гудит, ревет гулянка. Казаки уж не наполняют чарки, черпают жестяными кружками из бочек. Вот удивительный парадокс пьянства: в начале пира, не пивши и не евши, пьют из малых посудин, зато с полными желудками – пьют из больших. Затараторили балалайки, загремели бубны. Плясуны, как одержимые, пустились вприсядку. Лихо танцуют, часто-часто выбрасывают ноги, утаптывают сапогами землю, ухарски вскрикивают, утирают пот с лица. Удальцы из удальцов не дурачатся пляской, зато гоняются за развеселыми, слетевшимися на угощение девицами, а те визжат, вырываются. Впрочем, есть и покладистые. Лай собак, ржание коней и мычание волов замечательно дополняют какофонию праздника.

На горизонте появилось черное пятно. Стало расти, превратилось в приближающееся облако пыли. Послышался топот копыт. Это всадник прискакал, ворвался в стан казаков, осадил коня, спешился.

– Эй, запорожцы, хватит пьянствовать! Я – Левко, доверенный самого Рудана Дворецкого, будущего гетмана нашего.

Наконец-то загулявшие казаки заметили прибывшего. Окружили, горланят все разом. Одни порываются обнять его, словно старого друга после долгой разлуки, другие настойчиво протягивают жбаны с горилкой: “Гуляй с нами, казак!”

– Довольно пьянствовать, говорю вам! – во все горло закричал Левко, стараясь пересилить галдеж, – собирайтесь-ка сюда все разом, кто еще на ногах держится, зачитаю вам манифест Рудана!

Казаки сгрудились вокруг Левко. Тот огласил документ. Дворецкий собирает большое войско, созывает казаков в поход. Католиков и иудеев воевать. Спасти народ от грабежа, защитить веру православную.

И на сей раз не разочаровали слухи о приближении войны

День-другой, и уж готова армия – война любит быстроту. Казаки оседлали коней, двинулись за Левко. И Ефрем, и Милован, и Златоус, и Красун, и Сологуб, и Зиновий, и с ними еще сотни и тысячи бойцов выступили навстречу новым приключениям, пустились в путь за свежей добычей. Для собственной славы и для пользы отечества. Корчевать неправду и стяжать имя и почет. Медлить нельзя, ибо время не терпит, коли надо беззаконие устранять, кривду выпрямлять, несправедливость искоренять и обездоленных оделять.

Как и другие казачки, Евдокия и Иванка стоят у крыльца, машут платками вслед удаляющимся рыцарям.

В тексте использованы фрагменты казацких песен, а также украинских народных песен в интерпретации Н.В. Гоголя.

Глава 6 За правое дело

1