Служивые ребята общительны, много баек знают. Передаются они из уст в уста по многу лет. Особенно интересно идти всеми этими подземными коридорами после того, как наслушаешься "страшилок" от служивых. Истории особенно популярны среди молодежи и новичков. Рассказывают про фантом старухи, маячащий в коридоре время от времени. А еще про то, как двое решили выпить. Для этого спустились на секретном лифте на пару этажей вглубь. Длинный, уходящий в бесконечность, коридор. Как стрела. Кроме дежурного освещения - ничего. Каменный мешок. Могильный холод от плит. Не докричишься. Потому что вокруг, за этими стенами - земля. Там и распили пузырь. А потом что-то увидели, причем оба. Точнее - кого-то. Ринулись к лифту - бежать. Он не работал. Протрезвели. После этого один из них поседел. Пить бросил. Но страдает клаустрофобией, боится спускаться теперь, хоть увольняйся. Еще говорят о большом подземном здании. Сам он там не был, там вообще все секретно. Но если кто музей "Бункер Сталина" посещал, могут понять... Много этажей вглубь земли. На каком-то уровне содрогается рядом метро. Все ниже, ниже... Там всякое дыхание прекращается. И, если задуматься, жутковато. Ведь за этими стенами - земля. Если нарушится вентиляция или освещение - катастрофа. Лифты - старые, советские, какие раньше в каждом доме были. Тут не ловит сотовая связь. Гнетущая, абсолютная тишь. Звуки глушатся, голос тонет. Паническое ощущение оторванности, чувство невозврата, желание бежать без оглядки. Это нервирует куда больше, чем подъем на Останкинскую башню. Если будешь тут заперт - это могила. Города будущего будут под землей? Какая ужасная фантазия. Неужели кто-то может воспринимать это место как нечто обыденное? Возможно, человек ко всему привыкает. Даже вспарывать в себе этот страх ежедневно. Неприятное тут чувство опасности, на грани безумия и безотчетности. Странно: чтобы выйти из этого "здания", надо подняться. Идешь быстро, задыхаешься, а остановиться не можешь. Где-то в сознании маячит: еще немного, скоро поверхность земли. И живой воздух, и свет. Не останавливаться. Воздуха мало. Лицо краснеет. А лестница - обычный подъезд хрущевки. Только без окон.
Что правда во всех этих байках? Что поседел - да, сами его видели. А так...
Пассендорфер размышлял обо всем этом. Душ тут сколько загублено... Вся Лубянка рядом. Те самые, первые здания, в которых располагалась ВЧК, а потом, в здании через дорогу, с отдельным флигелем, будто корабль застрявшим в старом дворе, - ГПУ. Вход в особняк красивый, с чугунными воротами, вазонами на столбах. Из подземелий не было слышно криков замученных. В прекрасном тенистом дворике с тополями заводили моторы грузовиков, чтобы заглушить выстрелы.
Когда-то в детстве мать всегда отвечала на его многочисленные вопросы об отце, что им стыдиться нечего, можно только гордиться. Но ничего не объясняла и не рассказывала. И он вырос в сознании чего-то тайного, запретного, чем он непременно должен гордиться. Обмолвилась мать только однажды, что семья их из Польши родом. Спустя много лет, накануне горбачевских реформ в стране, его мать умерла. Неожиданно. Много раз после он думал, что умерла - будто не захотела видеть всю эту свистопляску, что случилась потом. До приезда скорой она все пыталась что-то рассказать ему. Но язык ее не слушался, по щекам катились слезы. Она с невероятным трудом почти смогла выговорить их фамилию - Пассендорфер. Сын понял, что она хотела сказать что-то, что знала она одна, об их семье, об отце. Но не успела.
Чударь часто думал: а встретит ли он тут того полковника? Скорее всего, он давным-давно уволился в запас, если не умер. Интернет глухо молчал на его данные. Нет такого человека! Но каким-то внутренним чутьем Чударь знал, что шанс есть. Хотя... Что его месть? Плюнуть ему в рожу просто хотелось. За то, что продался власти, за то, что пес. Да ладно бы просто служил, а этот служил со рвением. Такие люди ему всегда были отвратительны.