Чудаки

Но дедусь больше не предлагал. Заговорил о другом. Сначала напомнил, чтобы Юрко здоровался, когда в хату входит, чтобы опрятным был, за одеждой своей внимательнее следил — не забывал рубашку в штаны заправлять, пуговки застегивать. После этого стал расспрашивать, хорошо ли он знает таблицу умножения и бережет ли, не поломал ли еще конструктор, подаренный в прошлом году моим папой. Потом начал рассказывать о себе, каким был в детстве. И все это дедусю ничуть не мешало есть вареники.

Видя, как быстро исчезают вареники из миски, а мед из тарелки, Юрко отважился и спросил:

— Дедусь, а сколько вы можете съесть вареников?

— Когда был молодой, штук двадцать съедал. Аппетит тогда у меня хороший был.

— А теперь?

— А теперь, — вздохнул дедусь грустно, — больше пятнадцати не осилю.

— Но это вы, дедусь, съедаете, наверное, пятнадцать маленьких, таких, как мама лепит. Бабуся же вон какие здоровенные налепила. Из одного три вышло бы.

— Да нет, вот таких, бабусиных, и съедаю пятнадцать штук. У твоей матери разве вареники? Это мотыльки!

— А я больше десяти, пожалуй, не одолел бы…

— Сколько их тут еще осталось? — заглянул дедусь в миску.

— Шесть, — подсказал Юрко.

— Ага, значит, девять съел, да еще эти прикончу, — как раз и будет моя порция.

— Нет, дедусь, вы не девять, а уже двенадцать съели, — поправил Юрко.

— Неужели двенадцать? — не поверил дедусь.

— Двенадцать, двенадцать! Я считал.

— Ты смотри, а я и не заметил, как уплел. Ну да ничего, как-нибудь и с этими шестью управлюсь, уж очень они вкусные!

Помолчал, помолчал Юрко и снова спросил:

— Дедусь, а что вы мне сказали, как только я пришел к вам?

— Что ж я тебе, голубь мой, говорил? — задумался тот. — Может, чтобы ты рубаху в штаны заправлял и пуговки застегивал?

— Нет, раньше.

— А-а, это чтобы ты здоровался, когда в хату входишь?

— Да нет, не то! Когда я вот тут стоял, вы что-то сказали.

— Вот беда, забыл, не помню! — сокрушенно покачал головой дедусь.

— Ну, вы о чем-то меня просили, а я не хотел, — помогал быстрее припомнить Юрко, потому что в миске оставалось всего лишь три вареника, а в тарелке не больше ложки меда.

Но дедусь никак не мог припомнить, о чем он говорил Юрку. И только когда последним вареником вымазал последние капельки меда и съел его, хлопнул руками по коленям:

— Так это ж ты, наверное, хотел вареников с медком попробовать?

— Ну, ясно же, хотел. А вы то про рубашку, то про пуговки мне толковали, пока сами все вареники не съели, — едва сдерживая слезы, сказал Юрко и поплелся к дверям.

Когда мы пригнали с пастбища домой корову и дедусь рассказал нам про Юрка, бабуся очень рассердилась.

— Недобрый ты, бессердечный! Разве можно шутки шутить над ребенком?

— Ничего, ничего, — успокаивал ее дедусь. — Это мальчишке в науку. Теперь не будет дожидаться, чтоб упрашивали. Ты думаешь, мне было сладко? Уж и не лезут в рот вареники, но ел, чтобы ни одного не осталось…

Пришлось бабусе на следующий день снова лепить вареники с вишнями. Когда налепила, сварила, послала меня за Юрком, а дедуся в погреб за медом.

На этот раз Юрко не отказывался от вареников. Только пригласили — сразу же бросился за стол…

Непослушание

всегда приводит к каким-нибудь неприятностям, а то и к беде — это я знаю по себе и по друзьям.

Так случилось и с Оксаной.

Она много раз просила сводить ее в лес. Но мне все было некогда. Я целыми днями не расставался с Василем, Петром и Юрком. Ходили на строительство газопровода неподалеку от Калиновки, на животноводческие и птицеводческие фермы, в поле. Или купались в речке и ловили рыбу. А то играли в футбол.

Да, правду сказать, не очень-то и хотелось мне возиться с сестренкой. Надоело, и хлопцы могут поднять на смех: кто я — нянька, что ли?

В тот день перед обедом бабуся, как всегда в это время, хлопотала у печки, готовила что-то вкусное. А Оксане опять захотелось помогать ей. Бабуся и на этот раз позволила ломать сухие веточки и бросать в печку.

Но вот Оксане показалось, что сучьев не хватит, и она решила тайком (бабуся ведь не пустит) сбегать в лес, набрать хворосту.

Выждала, пока бабуся пошла в огород нарвать укропу, а мы с дедусем — к ульям, схватила ремень, которым связывали хворост, и выскользнула со двора.

Когда выбежала за калитку, привязанный за воротами бычок увидел ее и, видно, подумал: Оксана с ремнем бежит к нему. И, забыв, что привязан, бросился наутек.

Бычок и раньше пытался срываться с привязи. Ему хотелось побегать по лужку или побродить по лесу. Но толстая веревка и дубовый колышек, глубоко вбитый в землю, держали крепко. Теперь же, испугавшись, он с такой силой рванулся, что колышек выскочил из земли. Почувствовав волю, бычок от радости задрал хвост и помчался к лесу.

Оксана остановилась, посмотрела: не видел ли кто-нибудь, как она напугала бычка? Но во дворе никого не было, и она побежала дальше.