Чучело и его слуга. Я был крысой

Боб и Джоан повели мальчика обратно, к себе домой, – а что им еще оставалось? Роджер шагал между ними, держа их за руки, и увлеченно вертел головой по сторонам. Выглядел он совершенно довольным – и со стороны никто бы и не подумал, что этот ребенок им чужой.

– Бабушкой с дедушкой, – фыркнула Джоан. – Да уж…

– Ну, это еще ничего, – успокоил ее Боб. – Было бы хуже, если бы нас приняли за тех самых крыс, которые его воспитали.

– Но что же нам теперь с ним делать?

– Кабы я знал! Но мы и так полдня потратили без толку. Мне еще работать допоздна, а я уже устал как собака.

Этой ночью постельное белье не пострадало, хотя наутро Джоан нашла под подушкой пару мокрых щепок и заметила, что деревянные столбики кровати слегка погрызены.

– Молодец, хороший мальчик, – сказала она Роджеру и поставила перед ним миску овсянки. – Поешь, а потом я отведу тебя в школу.

Боб остался дома, работать – надо было наверстать потерянное время.

– Слушай внимательно и делай все, что скажет учитель, – напутствовал он Роджера. – Так ты научишься всему, что нужно.

Школа оказалась большим, просторным домом, от которого пахло детьми. Роджеру она сразу понравилась. Во дворе бегали мальчики и девочки – кидали мячи, тузили друг дружку, что-то кричали, – и Роджер решил, что провести тут целый день будет здорово.

– Но вы же ему не… э-э-э… вообще не родственница?

Директор с сомнением разглядывал Джоан, которая стояла перед ним, держа Роджера за руку.

– Нет. Но мы пока что за ним приглядываем, и доктор велел отвести его в школу, – объяснила Джоан.

– Ясно, – сказал директор. – Ну, Роджер, и сколько же тебе лет?

– Три недели, – ответил Роджер.

– Не валяй дурака! Это не лучший способ произвести впечатление. Будь тебе и правда три недели, ты бы еще лежал в пеленках. Спрашиваю еще раз: сколько тебе лет? Отвечай как следует.

Роджер смущенно потоптался на месте и поднял голову, глазами спрашивая совета у Джоан.

– Он сам не знает, – сказала та. – Думаю, он потерял память, бедный ягненочек. Не судите его строго.

– На вид ему лет девять, – прикинул директор. – Ладно, пускай идет в класс миссис Криббинс. Только имейте в виду: она не терпит всякого вздора.

Тут раздался громкий звонок. Дети во дворе прекратили бегать, кричать и драться и все дружно направились в здание школы. Роджер огорчился, что веселье кончилось, но послушно сел туда, куда велела ему учительница: рядом с мальчиком, у которого текло из носа.

– А теперь все взяли карандаши, – сказала миссис Криббинс. – Займемся арифметикой.

У Роджера, само собой, не было карандаша – иначе он бы его уже слопал. Так что он просто смотрел, как другие дети достают свои, и думал про себя, что выучил новое слово: «заняться арифметикой» значит «настало время перекусить».

Но, к полному его изумлению, другие дети приложили свои карандаши вкусными острыми кончиками к бумаге и принялись рисовать какие-то черточки. Роджер понятия не имел, что так можно! От удивления и восторга он рассмеялся вслух.

– Что смешного? – рявкнула миссис Криббинс. – Что тебя так развеселило? Ну?

– Они делают черточки своими терпениями! – ответил Роджер, с удовольствием делясь открытием с учительницей.

– Ты испытываешь мое терпение! – нахмурилась миссис Криббинс. – У тебя что, нет карандаша?

– Нет, – сказал Роджер.

Но у миссис Криббинс не укладывалось в голове, что ученик может прийти в школу без карандаша. Легче было поверить, что Роджер ей просто дерзит.

– Иди и встань в угол! – скомандовала она.

Роджер сначала обрадовался: стоя в углу, можно было улыбаться другим детям. Но учительница заставила его повернуться лицом к стене, и стало уже не так интересно. А потом тот сопливый мальчик достал из кармана рогатку и больно стрельнул Роджеру в затылок.

Миссис Криббинс стояла к нему спиной. Так что когда Роджер вскрикнул, подпрыгнул и стал потирать шею, она, само собой, подумала, что он просто озорничает.

– Последнее предупреждение! – гаркнула она. – Еще одна такая выходка – и отправишься в головной кабинет!

Остальных детей все это ужасно забавляло. Стоило учительнице отвернуться, как из рогатки выстрелил кто-то еще. Роджер снова вскрикнул, обернулся – и увидел, что миссис Криббинс направляется к нему, грозно занося руку.

В самом ли деле она собиралась его шлепнуть или просто пугала – осталось загадкой, потому что подойти ближе она просто не успела. Роджер отреагировал на угрозу так, как умел: подпрыгнув, он вцепился зубами в руку миссис Криббинс и затряс ее изо всех сил, а миссис Криббинс завизжала и принялась лупить его другой рукой. Весь класс, ахая и замирая от восторга, следил за схваткой. Разумеется, чем больше учительница отбивалась, тем страшнее становилось Роджеру и тем сильней он стискивал зубы, но наконец миссис Криббинс ухитрилась стряхнуть его. Роджер, привалился к стене, дико озираясь вокруг, дрожа и задыхаясь. Никто больше не смеялся.

– Ага, – сказала миссис Криббинс. – Это за тобой.

Дверь открылась. На пороге стоял директор.

– Что за шум? – сурово спросил он.