Чучельник

Я стал расспрашивать, не видел ли он здесь молодую особу только что, но он ничего не сказал, кроме того, что мне надобно в постель, и что он распорядится позвать лекаря как можно скорее.

Наутро я проснулся на диване в том же кабинете. Меня разбудил Федор, рубивший дрова на улице. Каждый удар топора отдавался у меня в голове. Камин, вероятно, погас ещё ночью, комната остыла, и я ощутил, что изрядно замерз. Я дотянулся до шнурка и дернул несколько раз. Никто не явился. Несмотря на разбитое свое состояние, я встал и посмотрел в окно.

Кроме Федора во дворе не было ни души, но была видна незнакомая коляска: дорогая, запряженная парой гнедых. «Должно быть, доктор!» – подумалось мне, но я тут же отмел эту мысль – доктора не ездят в таких дорогих колясках. Надев поверх одежды халат, и закинув в рот пару виноградин с неубранной со стола тарелки (мысленно я снова обругал «дворецкого»), я переместился в гостиную.

Там меня дожидался человек: неопределенного возраста, росту среднего, рыжий, но без особых примет, разве что одет был странно: в черные высокие сапоги, и черный плащ, скрывающий его до самого подбородка. В руках он держал черную же шляпу, какие носят в городе казенные служащие. Одного взгляда на него было достаточно, чтобы понять, что он нервничает. Завидев меня, он подался было мне навстречу, но вдруг отступил, прижал руку правую руку к груди, а левую со шляпой убрал за спину, и, поклонившись, отрекомендовался:

– Позвольте представиться – Николай Винер, Ваш покорный слуга! – и он картинно щелкнул шпорами своих чудных сапог.

Я пожал ему руку (она оказалась прохладной на ощупь) и пригласил садиться. Взяв со стола колокольчик, я позвонил в него с некоторым раздражением: отсутствие моего дворецкого было совсем не к месту. На зов явилась кухарка Марфа. Вытирая руки о передник, она осведомилась, не пора ли ставить ли самовар, и я согласился, что пора.

– А где-то наш Фрол запропастился? – как бы невзначай осведомился я у неё, а самому в голову лезли самые неприятные картины: вот позеленевший старик с открытым ртом лежит поперек своей кровати, а вот он, царапая паркет, пытается дотянуться до двери, чтобы позвать на помощь. Всё-таки пожилой человек, почитай ровесник моих покойных родителей.

Марфу сперва удивил мой вопрос, но потом, как видно, она тоже вообразила себе бог знает что.

– А что, разве Фрол не появлялся ещё? Вчера ещё уехал за доктором! – уставилась она на меня светло-зелеными, слегка раскосыми глазами.

Перед моим взором тотчас возник новый сюжет для картины: Фрол сидит на дереве, а вокруг, сидят волки и ждут поживы, а самые матерые из них делают попытки достать старика, прыгая и клацая зубами от нетерпения.

– Ладно, чего зря болтать, ставь самовар, – сказал я, решив, что невежливо заставлять гостя ждать. Узнаю, в чем цель его визита, а уж после займусь пропавшим дворецким.

– Чем обязан? – повернулся я, наконец, к гостю, и обомлел: невыразительное лицо визитера сделалось ужасно: нос вытянулся, глаза запали, губы потемнели. Я покрутил головой, и лицо снова стало таким, как я впервые его увидел – невыразительным лицом городского чиновника. Интересно, что за мед размешал я вчера в своем стакане, или все дело в липовом цвете?

– Я, милостивый государь, как вы уже смогли догадаться по делу. – Придав своей постной физиономии строгое выражение, молвил Винер.

– Слушаю Вас! – я улыбнулся, превозмогая головную боль.

– До меня дошла весть о кончине вашей матушки. Не имел чести быть ей представленным, очень сожалею… зато я хорошо знал вашего батюшку, Леонида Прокофьич а, и даже водил с ним дружбу.

Я молчал, терпеливо дожидаясь, когда же он перейдет к делу, но ему видать никак не удавалось побороть свою робость. Он ещё четверть часа рассуждал о старых временах, затем перешел на нынешние.

– Постойте-ка! Я, кажется, понял: Вы по поручению из банка? – спросил я, чтобы он, наконец, обозначил цель своего визита.

– Нет. Я… – было видно, что внутри у него идет борьба. – Дело в том, что… я… я… тоже в некотором смысле… сын графа Леонида Прокофьевича! – выпалил он наконец и потупил взор – внебрачный…

Стало так тихо, что мы услышали, как подполом попискивает мышь.

Выражение, которое было написано у меня на лице, поставило Винера в тупик. Вероятно, он ожидал, что я заключу его в объятья, и, признав братом, разделю с ним права на отцовскую часть наследства, либо (что вернее всего) думал, что начну ругаться и прогоню прочь. Но я не сделал ни того, ни другого.

– Что Вы сказали, сударь? – в моем тоне не было ничего, кроме холодной учтивости.

– Я внебрачный сын вашего… нашего батюшки. Давно мечтал о встрече с Вами, часто воображал её себе… но до недавних пор… по понятным причинам…

– Какие доказательства можете представить? – я не верил ни одному слову этого фигляра, и в голове моей уже выстроилась нехитрая комбинация, каким образом можно было вызвать его на дуэль и заставить взять свои слова обратно. Мне было очень обидно за отца, память которого пытался опорочить этот неприятный человек.