Читаем Чучельник полностью

Минул месяц. Я сидел в кабинете и просматривал бумаги отца. К чести его, все они были в полнейшем порядке, все рассортированы и разложены в алфавитном и хронологическом соответствии. Мне оставалось только вникнуть в суть некоторых из них. Разбирая векселя земского банка, я обратил внимание на один документ, который не имел отношения к ценным бумагам означенного учреждения: никогда прежде не видел я подобных манускриптов. Почерк был мне незнаком, я едва смог разобрать эти каракули. А писано было вот что:

«Граф Леонид Прокофьевич Опалинский-Стрешнев, обязуется не позднее последнего дня последнего осеннего месяца присутствовать на собрании охотничьего клуба, являясь его почетным членом. Причина, оправдывающая его отсутствие, может быть только одна – смерть».

Далее шел текст, что-то в виде устава клуба, читая его, я не верил глазам, настолько нелепыми казались мне некоторые правила. Например: «Обязуюсь никогда не допускать сочувствия относительно жертвы, ибо жертва моя угодна Богу. В случае ослушания – да будет мне вечное презрение и печать проказы» или: «Не должно выставлять напоказ знак отличия вне клуба, без вящей нужды, а хранить его способно в надежном месте, которое, однако, должно быть известно приемнику».

Внизу стояла подпись красными чернилами. Неужели кровь? – подумалось мне, но я отбросил тотчас эти мысли, совершенно несовместимые с добрым именем моего покойного родителя. Не имея возможности думать ни о чем другом, я ещё раз прочел бумагу, от начала до конца.

Что за чепуха? Отчего-то клуб этот своим уставом сильно напоминал масонскую ложу. И что за приемник? Сын? Если это я, то почему отец не никогда и ничего не говорил мне о Клубе? Сильнее всего меня смущало вот что: будучи сам заядлым охотником, я знал, что мой отец не один из нас. Ни разу не было, чтобы он выбирался на охоту. В доме, правда, было ружье, но, скорее всего, он ни разу не стрелял из него.

За окном было безветренно и холодно: стояла такая стеклянная, прозрачная погода, которую лучше всего наблюдать из окна, сидя в кресле и вытянув ноги к камину. Фрол принес мне чаю с липовым цветом, и обеспокоился моим бледным видом:

– Что это Вы, барин, неважно выглядите – сказал он, ставя поднос на стол. – Уж не хворь – ли приключилась?

– Не волнуйся, Фрол, все в порядке – сказал я старику, размешивая в стакане ложку меда. – Скажи-ка лучше такую вещь: давно ли мой отец вступил в охотничий клуб?

Лицо моего «дворецкого» вытянулось:

– А разве, их сиятельства состояли в охотничьем клубе? Мне стыдно, дорогой Алексей Леонидыч… покорнейше прошу меня извинить, но я не знал об этом.

– Как так не знал? – пришел мой черед удивляться. Ты же сам говорил, тридцать лет, неотлучно… верой и правдой…

– Так точно-с, говорил. – Старик достал знакомый мне клетчатый платок и вытер вспотевший лоб, хотя в комнате было прохладно. – Но об охотничьем клубе слышу в первый раз.

– Ладно, Фрол, ступай, мне что-то и впрямь становится нехорошо. Принеси мне теплый плед и грелку.

Старый слуга вышел. Оставшись один, я скрутил манускрипт трубочкой, и спрятал его в полую трубу бамбукового карниза (кабинет отца был отделан в модном колониальном стиле). Потом прибрал остальные документы и сел поближе к огню, чувствуя озноб.

Сидя у камина, я припомнил одну историю из детства. Родители подарили мне жеребенка, чтобы я забыл о своем горе: деревенские собаки разорвали моего любимца – шикарного кота Ахиллеса. Этот добродушный, ласковый кот был слишком откормлен и тяжел, чтобы уйти от вечно голодной своры, и хотя собак отогнали быстро – было уже слишком поздно. Я, не веря в случившееся, рвался к коту, белая шубка его шевелилась от ветра, а мне казалось, что кот живой и что его ещё можно спасти… Как я рыдал тогда! И вместе со мной рыдали и маменька, и папенька, потому как Ахиллес был всеобщим любимцем.

А вспомнил я это вот к чему: вырвавшись из рук няни, я подбежал к коту, и, схватив его, прижал к себе. Увидев это, маменька закричала в истерике: «Брось его Алеша, брось – он же в крови!» и обращаясь к папеньке: «Что же Вы смотрите, Леонид Прокофьевич! Умоляю, возьмите скорее у мальчика бедного Ахилесса!», а отец вдруг стал бел лицом, и, делая неловкие пассы руками, взмолился: «Положи его, положи скорее на землю, Алеша!». Он боялся коснуться мертвого животного, боялся даже вида крови, что само по себе странно для охотника. Позже, когда я вырос, и стал ходить на охоту, меня всегда задевало, что мои трофеи его не восхищали – напротив, он частенько ворчал, что подобное ему не по вкусу. Нет, мой отец не был охотником, это точно.

Почувствовав чье-то присутствие за спиной, я обернулся и увидел девушку. Лицо её показалось мне смутно знакомым. От неожиданности я потерял дар речи. Молчала и незваная гостья, лишь грустно улыбалась, да в больших глазах отражалось пламя камина.

Мне захотелось коснуться её руки, но не успел я осуществить свое намерение, как девушка исчезла, и одновременно в комнату вошел Фрол, который принес мне плед и грелку.

– Эээ… батюшка! – сказал он, приложив ладонь к моему лбу. – Да у Вас жар!

Перейти на страницу:

Похожие книги