Взгляд директора упирается в мое размалёванное лицо под сорочьем гнездом волос, его глаза удивленно расширяются, и правая бровь подлетает вверх.
– Разговаривали…, – повторяет он, потирая подбородок, – И о чем же?
– Это наши девчачьи дела, – говорит Ирка, – Да, Насть? – она пихает меня локтем в бок.
Я снова молчу.
– Ты решила, что мы тут дураки что ли все? – вспыхивает директор, переведя свой взгляд на крысу, – Или первый год работаем и не знаем, как вы там «просто разговаривали»?
Теперь молчит она, громко сглатывая. Георгий Палыч злиться редко, но когда это случается, он становится очень пугающим, прямо до дрожи в поджилках.
– Чего молчишь? – кричит он ей прямо в лицо, – Порастеряла свой пыл?
– Вы не имеете права…, – щебечет она себе под нос.
– Не имею права на что? – еще чуть-чуть и у него пойдет из ноздрей пар.
– На нас орать, – говорит она почти шепотом.
– А, ты? – он подходит у ней близко и нависает сверху, сверля ее взглядом, – Ты имеешь право обижать учеников? Есть у тебя такое право? – кажется, что ее мгновение, и он схватит ее за шкирку и выкинет вон.
– Я никого не трогала! – кричит она в ответ, но голос ее звучит неуверенно, в нем слышаться первые нотки слез, – Да, Насть? – но я лишь пожимаю плечами в ответ.
Директор на грани нервного срыва, с красным от гнева лицом и раздутыми ноздрями молча смотрит на нас и скрипит зубами. Он сжимает кулаки и садить на свое директорское место.
– Завтра в школу с родителями! – выносит он свой вердикт, – Обе!
М-да… Вот этого еще мне хватало… Теперь придется все рассказать бабушке. А она расскажет маме и папе, да и сама вряд ли удержится от того, чтобы пару недель не повыносить мне мозг. Мама, скорее всего, отреагирует спокойно, ей некогда думать о таких глупостях, а вот, папа… Папа устроит мне настоящий прессинг со всеми вытекающими… Ну, как минимум на ближайшие пару месяцев я буду обеспечена домашней работой без права выхода на улицу…
Я бреду домой по тротуару, лениво шаркая подошвами и пиная мелкие камушки. Не спешу. Это, возможно, последний день в моей жизни, когда я вижу солнышко, чувствую на коже движение ветерка, ловлю губами первую каплю дождя. Впереди меня ждет большой нагоняй и тюрьма под названием «своя комната». И мне уже некуда спешить…
Поднимаюсь по лестнице, отпираю дверь, вхожу в квартиру:
– Я дома, – кричу я, скидывая с усталых ног обувь.
В прихожую выходит бабушка. Вид у нее какой-то печальный. Она подпирает плечом дверной косяк, поднимает очки и вытирает платком слезы.
– Что случилось, ба? – подскакиваю к ней я.
– Твоя мама, – говорит она с надрывом, – Ее в больницу забрали…
– Почему? Когда?
– Днем… Я зашла к ней узнать, не хочет ли она есть… Ты ведь знаешь. Она уже два дня ничего не ела! Вообще с кровати не вставала! Ну, я и подумала… Что стресс, стрессом, а есть то все равно надо. Вот и пошла… А она…, – бабушка разразилась неудержимым рыданием, – А она там без сознания лежит… И вообще ни на что не реагирует! И таблетки какие-то по кровати разбросаны…
– Бабуль, бабуль, не волнуйся, хорошо? – я хватаю ее под руку и уволакиваю в гостиную на диван, – Давай, тут с тобой посидим… Накапать тебе пустырника?
– Не, я уже целую бутылку выпила…, – говорит она.
– Где сейчас то мама? С ней все в порядке?
– Да, откуда ж мне знать? Я сразу в скорую позвонила, да отцу твоему… Ее в больницу увезли. Папа сразу с работы туда поехал. И Даня тоже, сразу, как узнал… А я тебя тут осталась ждать.
– А чего не позвонили то?
– Да, кто ж его знает… Как-то не до этого было… Да и уроки у тебя!
– Так, ясно! Я в больницу! Ты со мной?
– Нет, милая… Я не могу в больницу. Я лучше тут подожду хороших вестей. А ты беги, беги…, – она гладит меня по плечу, – И не забудь мне позвонить, как все узнаешь…
Я подхожу к палате и заглядываю в приоткрытую дверь. Мама лежит на кровати, такая бледная, такая грустная, но живая! Я облегченно вздыхаю. Рядом сидит папа. Я впервые вижу его таким. На нем нет лица. Он смотрит на маму с такой болью в глазах и что-то негромко ей говорит. Она кивает в ответ и грустно улыбается ему.
– Подслушивать не хорошо! – выстреливает мне в ухо одну из своих забористых фраз Даня.
Я вздрагиваю от неожиданности, а он бесцеремонно проталкивает меня в палату.
– Смотрите, кого я нашел под дверью! – почти хохочет он.
Вот, вроде бы умный парень! А такой дурак! Неужели он не видит, что происходит что-то плохое? Неужели ему нет дела до того, что мама только что чуть не погибла? Что за бесчувственность? Откуда столько цинизма?
Едва мы с братом оказываемся по эту сторону двери, родители замолкают, глядя на нас.
– Мамочка, – я бросаюсь ей на шею и начинаю рыдать, – Мамочка! С тобой все хорошо?
– Не волнуйся, милая, – она прижимает меня к себе и нежно гладит по голове, – Со мной все будет в порядке. Я просто очень устала!
– Как же ты могла? – спрашиваю я, заглядывая ей в глаза, – Как ты могла захотеть оставить нас одних??? Зачем?
– Прости меня, – говорит она, пытаясь скрыть горечь в голосе, – Прости родная! Я была не права… Я так больше никогда не поступлю!
Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев
Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное