Пока Ленке не стукнуло сорок с хвостиком, а дочери почти семнадцать. Они в то время были лучшими подружками. Ленка чувствовала себя не старше своей девочки, обмениваясь с ней одеждой и рассказами о парнях. Одноклассники Марины теряли дар речи, когда заглядывали в гости и видели на пороге сияющую зрелую «мамочку», но Ленка только смеялась и в мыслях не имела уводить у дочери кавалеров, ей и своих хватало с избытком. Они часто ходили вместе на модные вечеринки, одеваясь в похожие платья, так, что их принимали за сестёр. Ленка, конечно же, не скрывала, что Марина её дочь, но страшно гордилась, когда очередной новый знакомый изумлялся и восклицал: «Не может быть!» «Я родила практически в колыбели, – кокетливо отвечала Ленка. – Была горячей и глупой девочкой, моя дочь сейчас гораздо взрослей меня тогдашней. Да и нынешней», – добавляла она игриво. Марина же лишь улыбалась и обнимала её за тонкую талию.
На той вечеринке всё шло по обычному сценарию до тех пор, пока Ленка не приметила в углу парня. Он был из тех, что всегда заставляли биться её сердце: высокий брюнет с тёмными кудрями, тонким породистым лицом, сильным подбородком и роскошным носом – отличный тридцатилетний жеребец. Она засматривалась на них и в двадцать лет, и в сорок. И они отвечали ей взаимностью, такие никогда не отказываются от блондинок.
Ленка обернулась к хозяйке дома и быстро выяснила: Рони, фотограф, Всё как обычно – молодой, талантливый, горячий. Она было собралась «дать ему шанс», как это называлось у них с Мариной, но парень её опередил. Сам поймал её заинтересованный взгляд, широко улыбнулся и двинулся навстречу через толпу.
«Отлично, даже делать ничего не нужно», – подумала Ленка и обняла дочь за плечи.
Они наблюдали за ним с одинаковыми улыбками, в одной светилось предвкушение, а вторая оставалась загадочной и чуть отстранённой. Но, кажется, Марина не удивилась, когда парень остановился перед ними и обратился именно к ней:
– Потрясно, как ты похожа на свою мать и такая же красотка. От вас невозможно оторвать взгляд, девочки, – вежливо добавил он, но расклад был понятен всем троим.
Марина кивнула, совершенно естественно отлепилась от матери и встала рядом с ним, а Ленка принуждённо усмехнулась:
– Отлично смотритесь, детки! Развлекайся, Марина, а мне тут надо кое с кем переговорить.
Она отвернулась и небрежно подхватила под руку какого-то мужчину, который слегка отшатнулся от её змеиного взгляда, но решил не упускать случая и тут же принялся ворковать.
Именно с того дня жизнь Ленки покатилась с горки. Пока весь мир содрогался и приходил в себя после большой волны, случившейся менее года спустя, Ленка пыталась принять свою зрелость, но так и не встретилась с нею – будто сразу перестала быть девушкой и начала превращаться в несчастную запущенную старуху. Марина успела влюбиться, переехать к Рони, благополучно пережить Потоп и погрузиться в новую реальность. А Ленка за несколько лет окончательно замкнулась. Перемены, произошедшие с ней в следующее десятилетие, были разительными. Она не просто постарела и стала социофобкой, изменились манеры, строй речи и образ мысли. Богемная девица превратилась в незатейливую бабу, зато с ремеслом в руках, с грубой, не слишком грамотной речью и нехитрыми мыслями. О прошлом она тоже говорила иначе и не то чтобы врала, но сильно упрощала: «перебивалась кое-как, обшивала людей, за машинкой глаза ломала всю жизнь, на хлеб было – и ладно». В тесном небогатом мире образ скромной труженицы ни у кого вопросов не вызывал, да и кто бы заподозрил иную историю – с модными показами и кудрявыми красавцами.
Но Доре Ленка отчего-то рассказала всё, и та сразу ей поверила. Сомневаться не приходилось, потому что в расплывчатых чертах Ленки время от времени мелькала прежняя красотка, примерно как в древнем кинозале на линялой белой простыне, приспособленной в качестве экрана, мелькают кадры чёрно-белого фильма. Никого из актёров нет в живых, плёнка вот-вот рассыплется, простыня – это только ветхая тряпка. Но рисунок теней, но проблеск красоты, но память о прошлом – завораживали и были бесценны.
– И я, – закончила Ленка уже несколько иначе, почти прежним своим голосом, – не жалею уже ни о чём, кроме тех первых лет с Мариной, пока любила её без памяти. Никогда потом, ни с кем больше… Снова бы увидеть эту девочку и бросить тогда трубку, ничего не сказав, забыть, побежать к ней, на её плач, прижать к груди, чтобы не случилось всей этой жалкой подлости со мной. Вот об этом – жалею, а прочее всё… это пустое, детка.
И она махнула ладонью небрежно, будто по-королевски отказывалась замечать дурное платье, в которое по ошибке одело её время.
Чем тяжелее быт, тем больше деликатности требуется от случайных попутчиков по отношению друг к другу. Перед сном Дора сосредоточилась на устройстве своего лежбища, давая Ленке возможность совершить вечерний туалет без свидетелей. Но тихие сдавленные ругательства привлекли её внимание. Дора обернулась и увидела, что Ленка безуспешно пытается расчесать спутанную гриву.