Чтобы сказать ему

Она проверяла его тетради, пролистывала до конца, разглядывая почеркушки на полях. Исследовала карманы и читала записочки от приятелей, если он не успевал их выбросить, ежедневно проверяла телефон и отчаянно вопила, когда он поставил пароль. Тони быстро научился пользоваться стиральной машиной и сам занимался своей одеждой: мама осматривала бельё в корзине, выворачивала трусы и отпускала замечания насчёт плохо вытертой попы.

И она распоряжалась его вещами. Выбрасывала то, что считала лишним и ненужным. В четырнадцать лет он вернулся домой, увидел прибранный стол и не нашёл альбома с карточками бейсболистов.

– Я думала, ты ими больше не интересуешься, – пожала плечами мать.

Сначала Тони не поверил своим ушам, ведь карточки он собирал несколько лет, некоторые команды были полными, с самыми редкими экземплярами, в других не хватало одной-двух. Попадались даже автографы, их он выменивал, покупал, особенно дорожил теми, которые получил сам. Главайн из «Атланта Брейвз» расписался и хлопнул его по плечу, а кэтчер из «Милуоки Брюэрс» нарисовал мяч. Альбом был его единственной ценностью, и он не смог сразу поверить в утрату. Может, мать решила его наказать и просто спрятала? Или отдала кому-то. Кому? Тони был готов бежать и на коленях умолять какого-нибудь мальчишку, лишь бы вернуть карточки. Хотя бы те, с автографами. Но мама смотрела на него совершенно спокойно:

– Не будь глупым, Тони, ты уже взрослый. Ещё утром я отправила весь хлам в помойку на улице.

Он выскочил из дома и помчался к мусорному баку – пусто. Служба забрала мешок днём и увезла на переработку, альбом наверняка уже похоронен на свалке или уничтожен.

Тони ещё надеялся найти какой-нибудь номер, позвонить, вернуть, но его яростные вопли и слёзы разбивались о ледяное спокойствие матери. И тогда он впервые в жизни обозвал её сукой, а она ударила его по губам, втолкнула в комнату, неумело хлестнула ремнём, а потом заперла. Позвонить мусорщикам он так и не смог, мобильник остался в куртке, в прихожей.

Вечером вернулся отец, устроил ему выволочку за грязные слова, но не слишком сильную – он был мягким человеком и хорошо понимал горе Тони. Даже попытался потом поговорить об этом с женой, но она отказалась его слушать. У неё иногда становилось странное непроницаемое лицо, и слова отскакивали, не проникая в сознание. «Что? Что ты такое говоришь? Не понимаю и не хочу знать».

Хуже того, мать и после этого не перестала трогать вещи сына. Выбрасывала теперь реже, чаще перекладывала с место на место, и это приводило Тони в бешенство. Он будто жил в зыбком, постоянно меняющемся болоте: протягиваешь руку, чтобы взять что-нибудь с тумбочки, а там пусто. Одежда мигрирует по полкам, исчезает, обнаруживаясь в неожиданных местах, да и сам шкаф может оказаться в другом углу – мать обожала двигать мебель, насколько хватало сил. Тони бесился, а она называла его сумасшедшим и пыталась накормить своими антидепрессантами – ведь ненормально, если мальчик так нервничает по пустякам.

Он уехал из дома в семнадцать, и с тех пор была долгая непростая жизнь. Мать давно умерла, и претензии потеряли смысл. Бейсболом он больше не интересовался и думать забыл о своей потере. Но стоило женщине только переложить его джинсы или переставить зубную щётку, как он тут же указывал ей на дверь. Ни одна не смогла удержаться рядом с ним надолго – они не понимали, обижались, считали его психом. А он всего лишь ненавидел, когда трогают его вещи.

Дора и Тони проговорили полночи, а потом мирно улеглись спать рядышком, завернувшись каждый в свой спальник.

– Спокойной ночи, красотка, – сказал Тони, протянул руку и погладил её по спине, но Дора недовольно повела плечом, и он всё понял и отвернулся, вздохнув даже с некоторым облегчением.

Причину Дора определила ещё вечером: Тони часто отходил «посмотреть чо как» и отсутствовал подолгу, а она достаточно знала о простатите – журналы много и охотно рекламировали лекарства для пожилых, выводя их проблемы из зоны невидимости, как в своё время вывели оттуда месячные и молочницу.

Утром Тони предложил дальше двигаться вместе, и она согласилась. У него оказался удивительный чоппер неизвестной марки, с коляской (Тони сказал, что из России, но она не поверила). В коляске громоздились канистры с бензином, запасы еды, одеяла – как всякий бездомный, Тони таскал с собой огромное количество вещей.

Они проехали много сотен миль, Дора бы и дальше не отказалась от его компании, но их пути разошлись, Тони пришлось свернуть к знакомым торговцам, требовалось пополнить запасы топлива. Расстались тепло, благодарные друг другу: он помог ей сильно продвинуться к цели и слегка опередить холода, а она умела слушать и не прикасалась к его вещам.

Дора стояла на обочине и старательно махала платком с черепами вслед отъезжающему байку. Когда Тони скрылся из виду, повязала трофейную бандану на рюкзак.